Он мог бы остаться в доме навсегда, но однажды вечером он напился до потери сознания и ворвался в спальню отца около четырех часов утра, размахивая кухонным ножом и именуя отца «капитаном». Пока несчастный папочка сидел неподвижно с приставленным к горлу ножом, император повествовал о том, как его состояние вернется к нему через десять поколений. Потом внезапно переменил пластинку и почтительно осведомился, что он должен приготовить «капитану» на завтрак.
— Если ваш отец после этого не вышвырнул Барнаби из дома, значит, он должен был выкинуть что-нибудь еще почище, чтобы в конце концов оказаться лишенным наследства! Что же он такого натворил?
Ее лицо опять стало непроницаемым.
— Знаете, прошло столько лет после того, как это случилось, что я начисто все позабыла.
Скотч мне здорово помог. Я вскочил с места без всякого труда. Чарити с любопытством наблюдала за мной.
— Я не стану говорить, будто все было замечательно, — подмигнул я ей. — Но скотч был хорош, а ваше тело потрясающе.
— Вы уже уходите, Эл? — Она нахмурилась. — Зачем? До ночи еще далеко. Я взглянул на часы.
— Начало восьмого, а я постарел на двадцать лет после того, как переступил порог этого номера, не забывайте! Так что я намерен вернуться к себе домой, принять горячую ванну и лечь в постель.
Она медленно поднялась на ноги.
— Мне очень жаль, что вы должны идти, Эл, но я понимаю.
Когда мы подошли к двери, она положила мне руки на плечи, так что я был вынужден повернуться к ней.
На несколько секунд ее тело тесно прижалось к моему, бедра у нее призывно шевелились.
— Крайне сожалею, что вам надо уходить, — вкрадчиво повторила она, голос звучал еще глуше и обольстительней. — Мы бы получили огромное удовольствие, детка. Возможно, я бы даже станцевала один… особенный… танец. — Она посмотрела мне в лицо из-под полуприкрытых век. — Одно время я брала уроки в Сан-Франциско у настоящей египтянки, исполнительницы танца живота. Это не тот танец, который разрешают демонстрировать в нашей стране. Даже в самых крутых кабаках.
— У меня останавливается дыхание, когда я слушаю вас, Чарити-беби, — довольно сухо произнес я.
Ритмическое покачивание ее бедер, плотно прижатых к моим ногам, ускорилось.
— Приходи в другой раз, — зашептала она, — и я гарантирую тебе нечто большее, нежели учащенное дыхание.
Она на мгновение впилась в мою нижнюю губу, как будто это была маслина в мартини, затем внезапно отошла.
— Только не проговорись этой кислятине Криспину, что ты меня нашел, — сказала она ровным голосом. — А то он явится сюда со своими дурацкими обвинениями и утащит меня назад на свою проклятую плантацию, а я к этому еще не вполне готова.