И его глаза расширились. Он понял и отшатнулся от нее, словно из чувства гадливости. Руки его, до сих пор патетически сложенные на груди, повисли по обе стороны туловища как раз в тот момент, когда стул, лишенный поддержки, снова завалился на пол. Он вскочил на ноги. Наконец все прояснилось, словно молния озарила черную тучу.
— Вы овечья фермерша! Пятьдесят шесть фунтов! Я мог бы догадаться!
В гневе он бросился прямо к ней и, глядя на нее с высоты шести с чем-то футов, спросил:
— Почему вы не взяли те чертовы десять фунтов? Я не мог позволить себе пятьдесят, вы, дурочка деревенская...
— Еще как могли. Один ваш экипаж...
— Моего дяди. Я отобрал его у него. Он купил его на мои деньги и изобразил на нем мой герб. И оставил чуть ли не каждый пенни под арестом.
— Вы могли бы его продать.
— Мог бы. И ходил бы пешком. И уволил бы всех тех, кто с этим экипажем так или иначе занимается.
Эмма, неизменно в своем духе, не унималась и продолжала спорить, даже лежа привязанная к стулу на полу:
— Тогда как объяснить всю эту перестройку и обновление, что происходит у вас в доме?
— Все в кредит. — Он отвернулся и зашагал по комнате. — Все в кредит, вся жизнь! Я неустанно думаю о том, как сохранять подобающий вид, чтобы мне давали ссуды. Ссуды, подкрепленные одними обещаниями, одним моим именем. Именем, которое мне пришлось отвоевывать с помощью армии адвокатов. Я побывал в двух судах и к томуже в геральдической палате. И как это вы могли позволить себе адвокатов?
— Они берут гонорары по завершении дела, и они вполне уверены в том, что в конечном счете я смогу расплатиться.
Конечно, сможет! О черт, английские лорды не мелочатся до подсчетов шиллингов и пенсов. Он лгал. Да, Эмма была уверена, что он лжет. (Хотя, наверное, немного глупо было пытаться противостоять ему, находясь в столь неудобном положении, тем более что предсказать его поведение не представлялось возможным.) Черт бы его побрал, он мог бы заплатить то, что он должен. Одного взгляда на его пальто достаточно, чтобы убедить в этом кого угодно.
— Вы могли бы не пожалеть пятидесяти фунтов, — стояла на своем Эмма.
— Моя дорогая, — сказал он и замер. Эмма уже пожалела о том, что открыла рот. Он снова наклонился к ней, снова пристально вгляделся в ее лицо, хотя на этот раз физиономия его была перевернута и куда, куда ближе. — Как вы думаете, чего стоит упаковать имения по сундукам и отправить их из России в Британию? Я ожидал получить деньги сразу по приезде. Чего я не ожидал — так это того, что свое почти миллионное наследство я не имею права тронуть пальцем. Не имею права до сих пор. До сегодняшнего дня я не мог снять хоть какую-то крупную сумму, и тут появились вы... До этого мне пришлось неделю вести переписку с геральдической палатой, и они сообщили, что еще не все формальности разрешены. И уж конечно, я не ожидал, что притом, что деньги мои будут мне недоступны, мне всучат громадные извинения и восемнадцать единиц недвижимости, требующие незамедлительных вложений, и в придачу пятьдесят семь слуг, которых надо кормить и которым надо платить. Это просто кошмар какой-то. Я уже думаю, что все проблемы так или иначе разрешаются, когда вдруг возникает новый поворот: оказывается, в банке Йорка я не имею права получить более сотни фунтов по любым трансакциям до тех пор, пока мои адвокаты не уладят дело — с кем бы выдумали? С портным! Чертовым портным, которому мой дядя задолжал одну тысячу семьсот двадцать два фунта восемь шиллингов. И поэтому я не могу платить французскому повару, которого привез с собой в Данорд, столько, сколько он заслуживает.