Я приглядываюсь к нему — тощий, долговязый, в затрепанной одежонке не по размеру. Возраст, конечно, не определишь, но по нашим меркам — лет пятнадцать. Мордочка с острыми чертами слегка чумазая, но очень симпатичная. Длиннющие нечеловеческие пальцы, когтей сейчас почти не видно, только самые краешки. Волчонок с кошачьими лапами. Забавная зверушка и живучая, на первый взгляд. Но тащить его на зачистку?
— Как тебя зовут?
— Кира, — отвечает тенник.
Повисает многозначительная пауза. Про Киру-слухача мы слышали множество легенд, баек и сплетен. Весьма лестных, надо сказать. Самого ни разу не видели — слишком деловой он был, не снисходил до нас. И уж никак в них не вписывался строптивый подросток вида «я начал жизнь в трущобах городских». А имена у тенников не повторяются — прописная истина.
И чужим именем назваться не посмеет никто.
— Да нет, не можешь ты быть тем самым Кирой, — лениво говорит Лаан.
— Я? Да, блин... — взвивается мальчишка, подскакивает, роняя кружку.
— Горелый. — Хайо усмехается. — Ну и куда с тобой таким идти? Дергаешься, как блохастый.
— Не верите — идите сами. — Кира вспоминает про профессиональную часть и садится, демонстративно медленно поднимая кружку и водружая ее на стол. — Вот я посмотрю, что от вас оглоеды оставят...
Меня пробирает дрожью, Хайо приоткрывает рот и так и застывает.
— Еще и оглоеды. Все лучше и лучше, — басит Лаан. — Радуешь ты меня, дитя городских джунглей.
— Ну а я про что...
— Ладно, Кира. Если ты не будешь драться с Альдо и вообще дергаться, пойдешь с нами. А сейчас — пойдем-ка со мной, пошепчемся, — говорю я.
Тенник покладисто идет за мной в комнату напротив студии. Сейчас это здоровенная, квадратов на сорок, гостиная. Кожаные кресла, широкий диван, всякая прочая европейского вида мебель, на стенах какие-то гобелены, икебана...
Я сажусь на диван, смотрюсь в зеркальный шкаф напротив. Круглая физиономия, длинные светлые волосы, джинсы и белый свитерок в облипку. Забавно. Черт лица мне не видно — далеко, но это и не самое интересное. Нос, рот, глаза на месте — и достаточно. Тенник усаживается рядом, вплотную, и кладет лапу мне на бедро. Рука горячая — чувствуется даже через плотную ткань. Поворачиваю к нему лицо — он усмехается, демонстрируя тонкие острые кошачьи зубы, наклоняется, прижимает лоб к моему виску.
Тепло. От него пахнет морской солью.
Не такой уж он и юный, слухач Кира. Я удивляюсь, как ловко он нас всех провел, притворившись мальчишкой. Или не притворившись — среди тенников есть и те, кто меняет не внешность, но возраст. Сейчас это — взрослый, уверенный в себе мужчина. Даже слишком, пожалуй, уверенный — рука уже у меня на плече, и пальцы спускаются по груди, а зубы прикусывают шею.