– Как здесь хорошо!.. Даже не чувствуется, что фронт близко, – улыбаясь, сказала Вера вышедшей вместе с ней из автобуса медсестре.
– Еще как чувствуется!.. Это только сегодня почему-то тихо, – ответила медсестра. – Вы идите вот по этой дорожке, туда, куда показывает стрелка. Она приведет вас в приемный покой. Там у дежурного узнаете, где находится «хозяйство» вашего папаши.
Вера поблагодарила и зашагала по тропинке. Она приехала в Рузу для того, чтобы отсюда как-нибудь добраться до отца.
В приемном покое Вера, к несчастью, никого, кроме санитарки, не застала. Делать было нечего, пришлось ждать. Вера вышла в садик и села на скамейку. В садике стали появляться раненые. Вера пыталась расспрашивать проходивших мимо нее, но никто из них не знал, где находится дивизия Железнова. Наконец один из раненых, который случайно сел рядом с Верой на скамейку, сказал, что в соседней с ним палате есть красноармеец из этой дивизии.
Минут через десять он уже представил Вере пожилого солдата, который назвался Звездиным. Солдат этот слышал от недавно прибывших раненых, что их дивизия выведена в резерв и ушла куда-то на юг от Минского шоссе. Позже, в приемном покое, дежурный подтвердил эти сведения.
Пришлось Вере возвратиться в Москву. Удрученная неудачей, она молчала всю дорогу. Радостное настроение сменилось чувством большой усталости. Вере даже стало казаться, что вновь разболелись раны.
В Москве остановиться ей было не у кого, и она поехала в Болшево. Марья Васильевна, Анина мать, встретила ее, как дочь, обняла, расплакалась, накормила и усадила у топившейся печки. В доме, как всегда, было чисто, уютно и тепло. Казалось, здесь ничто не изменилось, лишь сама Марья Васильевна заметно осунулась, постарела, седина покрыла ее голову. Она рассказала Вере, что Аня с Василием учатся в Кунцеве на каких-то секретных курсах; что полк, в котором служила Вера, переехал, но, куда именно, Аня матери не сообщила, – видимо, считает это военной тайной; что Стропилкин был на фронте и пропал без вести под Москвой. Услышав это, Вера почувствовала себя виноватой: она плохо о нем думала и своим безразличным к нему отношением подчеркивала, что он стал для нее чужим.
– А Фекла Александровна страх как о нем убивается, – сокрушалась Марья Васильевна. – Прямо вся высохла!..
После ужина Вера зашла к Стропилкиной. В дверях ее встретила сгорбленная, с трясущейся головой старуха в засаленной телогрейке, и Вера едва узнала в ней мать Ивана Севастьяновича. В доме было так холодно, что, казалось, мебель примерзла к полу.