– Карпова? Из Белоруссии, говоришь? – перебила ее Валентинова и спросила с тревогой: – А ты ее знаешь?
– Нет, не знаю.
– Прочитай мне, что о ней написано.
Вера передала Ирине Сергеевне письмо, и она сама прочитала все, что говорилось о Карповой. «Что это: совпадение фамилий или она действительно его жена? – подумала Валентинова. – Может быть, именно поэтому он говорит о себе: „Семейный, но одинок…“ Такой мужественный человек, а жена – пустышка…»
– Ну и бог с ними, с такими женщинами, – сказала Ирина Сергеевна. – Мы должны гордиться, что на них не похожи! Мы не сумели сохранить своей внешности, но зато в войну стали душевно богаче…
– Что, что вы, Ирина Сергеевна? – спросила Вера, почувствовав что-то необычное в ее голосе.
– Ничего, дорогая… Это я, Верунчик, просто так…
Дверь землянки открылась. Ворвавшийся ветер сбросил со стола листы бумаги и разметал их по полу. Вера собрала бумаги, положила на место. «Наградной лист», – прочла она на одном листе, и ее взгляд невольно остановился на имени того, кто стоял первым в списке. К ордену Красного Знамени представлялся Кочетов Николай Остапович. В углу листа была приколота записка, подписанная Хватовым: «Яков Иванович, листы просмотрел, – говорилось в записке. – Все достойны награждения. Следовало бы представить нижеуказанных товарищей к офицерскому званию. Они этого заслуживают». И в этом списке первой тоже стояла фамилия Кочетова.
Взяв несколько наградных листов, Вера села на кровать и, опершись локтем на подушку, стала читать реляции. Она читала их с интересом и восхищалась подвигами этих людей. Все они казались ей необыкновенно храбрыми и бесстрашными.
Невольно ей представился образ Павла Корчагина, мчавшегося на коне в самое пекло сражения… Он скрылся в дыму, и сразу же там загрохотали снаряды.
Задремавшая было Вера в испуге открыла глаза. В комнате было уже темно.
– Вера, ты здесь? – услышала она голос отца. И стены землянки заколыхались от колеблющегося света зажженной им спички. – Поспала?.. Вот и хорошо. Теперь весь вечер проведем вместе. Сейчас обедать будем… – Он подошел к столу и зажег керосиновую лампу.
В землянку с тарелками в руках вошел Никитушкин.
– А я нарочно вас не будил, – сказал он. – Уж очень крепко спали.
Яков Иванович вымыл руки и сел за стол против Веры.
– Я тебя сразу не спросил: что же ты думаешь теперь делать? Опять летать?
– Нет, – сказала Вера и оперлась руками на спинку стула. – Летать, папа, я теперь не могу… Но хочу так же, как и все, защищать Родину…
– Может быть, тебе вернуться в институт? – спросил Яков Иванович. Он говорил спокойно, а у самого все перевернулось в душе – бедная девочка, война уже покалечила ее… Как бы хотелось ему вновь увидеть ее маленькой, взять на руки, успокоить, уберечь…