Догнав колонну, Яков Иванович посадил в машину Свиридова, единственно уцелевшего из пограничного отряда.
Шея Свиридова была забинтована, так что повязка подпирала уши, они оттопырились, точно прислушивались, и все время были начеку.
По дороге, между подводами, шагал сгорбившийся Паршин. Он казался жалким, раздавленным.
– Предатель! – процедил сквозь зубы Тарасов.
– Да, трус легко может стать предателем! – ответил Яков Иванович.
В лесу их машина нагнала одинокую телегу.
В телеге рядом с возницей сидел советский командир. Это показалось Железнову странным. Он остановил машину, вместе с Польщиковым и Свиридовым подошел к телеге.
С нее соскочил сухощавый и долговязый средних лет капитан. Он козырнул подошедшим.
– Удостоверение личности, – потребовал Железнов. – Какой дивизии?
Удостоверение по форме было такое же, как и у всех советских командиров. Фамилия капитана чисто русская: Еремин.
– Какой дивизии? – повторил свой вопрос Железнов.
– Пятьдесят пятой. – Глаза капитана забегали.
– Пятьдесят пятой? – Яков Иванович строго посмотрел на него. – Назовите фамилии командиров полков и других старших штабных командиров.
Капитан назвал фамилию командира своего полка. Других же, как ни напрягал память, назвать не мог.
– Скажите, капитан, где находилось стрельбище вашего полка? – снова спросил Железнов.
– Как вам сказать… В поле, около деревни, но, как она называется… забыл! – отвечал капитан.
Яков Иванович отправил старика возницу обратно. Капитана отвели в сторону, подальше от дороги, Железнов отобрал у него пистолет.
Пока Свиридов ощупывал снятую с капитана гимнастерку и осматривал изъятые у него вещи, Яков Иванович, не слишком опытный в следственных делах, прямо задал вопрос:
– Скажите, капитан, кому вы служите?
Оправившийся от первого испуга, капитан заговорил более бойко:
– Что вы, товарищ полковник! – Я командир советской армии!.. Как вы можете меня подозревать?
– Почему же не знаете своих командиров?
– Эх, товарищ полковник!.. Если бы вы попали в такую бомбежку и испытали такое горе, как я, то, наверное, и умом бы тронулись. – На глаза капитана навернулись слезы, щеки задергались, словно он вот-вот разрыдается. – У меня там, в Бресте, погибли жена и ребенок… – он зашатался, и Железнову пришлось поддержать его.
Капитан так правдиво и образно рассказал о том, что пережил за эти дни, что Железнов заколебался в своих подозрениях. Свиридов вернул капитану его гимнастерку и остальные вещи, за исключением оружия.
– Вот что делает паникерство, товарищ капитан, – укоризненно сказал Яков Иванович. – В такое время и расстрелять вас могут. – Он отправил капитана в обоз, а Свиридову сказал: – Надо присмотреть за ним. В войну всякое может быть.