Альбинка разом ослабела, облегченно перевела дух и сказала, будто после тяжелой работы:
— Слава богу, управились! Теперь держись!
Он же все еще ошалело крутил головой и щупал руками влажную хрусткую траву.
— Да уж опоздал, — как-то ласково и жалеючи вздохнула она. — А я вот успела! Эко, цветов сколь!
В руках ее что-то светилось, озаряя лицо.
— Везучая, — вздохнул Андрей. — Чудная, как и имя у тебя чудное, нездешнее…
Сильный ветер вдруг качнул травы, приклонил их к земле, стряхнув на лицо росу. И пошло гулять по лесу, шевеля и перебирая листву. Андрей задохнулся от ветра. Альбинка прижалась к нему и снова задрожала. В лесу вдруг протяжно заскрипело, заухало, и где-то рядом, обдав свежей листвой, рухнуло огромное дерево…
— Сиди! — выдавила Альбинка, обнимая Андрея. — Нечистая сила беснуется! Отнять хочет!
Лес уже гудел, кроны сосен почему-то гнулись к земле, словно кто-то огромный плющил их сверху, стремительная хвоя носилась в воздухе и колола лицо. Кто-то рядом закричал, завизжал истошно, и Альбинка, подхватив этот визг, нырнула головой к животу Андрея. Он прикрыл ее руками, едва сдерживаясь, чтобы не закричать самому: губы прыгали и не слушались, волосы стояли дыбом.
Ветер опал так же внезапно, как и налетел; через минуту все успокоилось и тихо стало кругом. Альбинка, будто заснула, лишь горячее ее дыхание, проникая сквозь его рубаху, согревало зябнущую грудь. И оттого, что она в минуту страха бросилась к нему, ища защиты, и нашла ее, Андрею стало приятно до мурашек на коже. Он тронул ее зажатые, сложенные вместе руки, проговорил:
— Все, тихо стало.
Она боязливо приподняла голову и снова уткнулась в грудь:
— Страшно!
— Не бойся, — успокоил он. — Никого же нет!
— Правда?
— Правда, посмотри сама.
Альбинка села, а потом, встав на колени, долго осматривалась и вслушивалась, не разжимая рук. Наконец успокоилась, и радость прозвучала в ее голосе:
— Успела! На всех нарвала! Всем хватит!
Альбинка была девятой в семье, жили они трудно, спасались чаще всего дармовым хлебом из общественной пекарни. А прежде было их еще больше, но от холеры умерло четверо ребятишек. Пятый же, двумя годами старше Альбинки, выздоровел, когда построили обыденный храм, однако ослаб на голову. Звали его Ленька-Ангел. Почти круглый год он ходил босой, в длинном тулупе без рукавов и бабьем платке. Остановив кого-нибудь на улице, он заступал дорогу и просил «чего-нибудь». Каждый встречный, кто знал Леньку, обязательно давал ему какую-либо мелочь, ерунду — ржавый гвоздь, стеклышко от бутылки или горошину. Ленька был доволен и говорил: