Где-то в середине строя, в его плотном чреве, возникло крутое шевеление, и из первой шеренги вывернулся босой красноармеец без винтовки.
— Опять на пулеметы?! — заорал он. — На пулеметы нас?! Уж лучше стреляйте! Стреляйте! — рванул гимнастерку на груди. — Всех положить хотите?! — Белые от бешенства глаза его лезли из орбит, перекошенное лицо побледнело и заострился нос.
— В строй! — прохрипел Березин и, схватив паникера за грудки, вдавил его в гущу людей. Перевел дух, оглядел красноармейцев, сказал тихо: — Это война. Такая уж она… беспощадная!..
Поймал взгляд того, что ел пшеницу: взгляд этот трепетал, словно огонек свечи на ветру. Заметил чью-то руку, осеняющую себя крестом.
— А знаем! Знаем, ваше благородие! — раздался густой и сильный голос в строю. — У тебя сестру в залог взяли! Она за чугункой! Вот ты и гонишь нас под пулеметы!
— По нашим спинам хочешь через железку прорваться? — подхватил другой. — Нет, господа! Не выйдет! В степь пойдем! В степь! У нас тоже сестры есть! И братья! И дети!
— Твои под охраной ходят, а наши?! — взвинтился паникер в разорванной на груди гимнастерке. — Где наши?! Да их в распыл всех пустят! За нас-то!
Андрей глянул на комиссара. Тот, подозвав коновода, неуклюже взбирался на лошадь.
— Да, моя сестра за железной дорогой, — сказал Андрей. — Но я за ваши спины не прятался! И вы это знаете. Я такой же, как вы. И тоже не хочу умирать. В степи нам смерть. Всем! А через железную дорогу можно пробиться! Пока не подошли казаки…
Он уже не мог больше говорить. Напрочь пересохшее горло словно бы сомкнулось, склеилось, и стало трудно дышать. Он перехватил взгляд комиссара и в какой-то миг вдруг уловил злорадство в его глазах. Наверное, Андрей со своим сиплым голосом казался Шиловскому немощным и жалким перед красными бойцами, привыкшими слушать речи горячие и громкие.
Комиссар, гарцуя на коне, вскинул руку и заговорил страстно, отрывисто:
— Товарищи красноармейцы! За железной дорогой наши! Там Советская власть! Там Уфимский комитет и регулярные части, сохранившие верность революции!
Андрей отошел к сосне, изуродованной ветрами и зноем, попробовал откашлять то, что мешало дышать и говорить, — не получилось. Горло от кашля выворачивалось наизнанку…
Комиссара было слышно отовсюду. Он говорил вдохновенно, рубил рукой горячий воздух:
— Подлые изменники нашей рабоче-крестьянской революции хотят зажать молодую республику в железное кольцо! Они предательски бьют нам в спину, стреляют в нас из-за угла! Но мы выстоим! Пролетариату России терять нечего, и потому наш лозунг сегодня один — победа или смерть!