Едва за ним закрылась дверь, Ирина взяла материн платок, посмотрелась в зеркало над столом и ушла. Никита Иваныч проводил ее недовольным взглядом и тоже начал собираться.
— А ты-то, старый, куда? — осторожно спросила Катерина. — Уж ночь на дворе.
— Ты в лучше за дочкой караулила, — проворчал он. — Меня нечего сторожить.
— Ихнее дело молодое, — пропела старуха. — Пускай гуляют.
— Молодое… — ворчал Никита Иваныч. — Им уж за тридцать обоим. Знаю я как в таких-то годах гуляют… Вот спроворят тебе сураза — будешь нянчиться.
— Ладно уж тебе, — засмеялась Катерина. — Парень он ладный и, видно, человек хороший, работящий…
— Работящий, — передразнил старик и хлопнул дверью. — Волк тоже не лодырь, да какой с волка толк.
В избе напротив горели лампочки от аккумуляторов и сквозь окна видно было полуголых мелиораторов, которые тоже вытопили заброшенную соседскую баню и теперь, сидя за столом, что то пили и о чем-то громко разговаривали. Обычное их веселье резко спало и разговор, похоже, был крутой, до ругани.
«Так вам и надо, — злорадно подумал Завхоз. — Но кто же им такую штуку подстроил?»
Этот вопрос не давал ему покоя. Если отмести Ивана Видякина — а причина для этого есть: не только сам осушителям продался, но и жену свою заложил, — тогда кто «натравил» журналиста из газеты? Просвещенный Видякин запросто мог поехать в область, найти кого нужно, рассказать как надо, и дело сделано. Да какой же резон Видякину?.. Пухов, конечно, напакостить мелиораторам мог. Последнее время трусоватый стал и хитрит заметно. Бульдозера на болото не пускать — у него ружье не открывается, когда кричать — голос пропадает. В газету, в область он не поедет: там наверняка помнят еще, как он дебошира к расстрелу присудил, а значит, из доверия вышел. Но что такое мог сделать Пухов, если такая банда матерых трактористов два дня бьется и понять не может?
Никита Иваныч тихо подошел к избе Пухова. Замка на двери не было, а в окошке брезжил свет керосинки. Значит, дело сделал и появился. В избу на всякий случай (вдруг Пухов ни при чем, тогда и мириться с ним нечего) Аникеев заходить не стал, постучал в калитку, а затем в окно.
— Я протез уже снял, заходи, кто там? — отозвался Пухов.
Пришлось войти. Хозяин сидел возле стола, на котором были разложены инструменты, и ковырялся в ружье. При виде Завхоза он вскинул голову и глянул чуть свысока.
«Он!» — решил Никита Иваныч и на душе потеплело. Однако Пухов молчал и даже не поздоровался. «Хитрый, собака! — восхищенно подумал дед Аникеев. — Виду не подает… Но молодец! Надо мириться…»