Кирилл слушал и бродил взглядом по могилам. И всякий раз внимание притягивал обелиск с шаровым навершением. Там тоже что-то было изображено, но скрывалось за сетью ветвей.
— Знаешь, кто-то ходит и разбивает камни, — продолжала она. — А теперь еще и воруют… Ее же никто не тронул. Ни одной царапины. И даже крестик цел… Знаешь почему?
— Почему? — машинально спросил Кирилл.
— Потому что она была красивая. А красота завораживает… Почему она умерла? Наверное, от чахотки.
— Подожди! — бросил Кирилл и, оставив ее, подошел к камню с шаром.
У самой травы, в углублении, обрамленном точеной рамкой, была надпись: «Полковник Ерашов Сергей Николаевич, родился августа 7-го дня 1856 года и преставился февраля 14-го дня 1910 года на 54 году жизни». Фамилия «Ерашов» была выделена такими крупными буквами, что все остальное занимало ровно столько же места. Она цепенила и притягивала взгляд точно так же, как печальный образ девушки.
Почему-то он никогда не думал о том, что здесь есть не только дом — родовое гнездо, парк-Дендрарий, насаженный многими поколениями предков, но еще и их могилы. Казалось, они исчезли бесследно, и оставили после себя лишь вещи видимые и осязаемые, и что их больше вообще нет.
А они — вот, совсем близко! Под этой землею — прах, останки их существа, их плоти…
Он хотел вернуться к могиле девушки, однако «самый чувствительный инструмент» выхватил надпись на камне рядом — ЕРАШОВ! И тоже — рождение, смерть, возраст, с ятями, с вензелями заглавных букв и эпитафией: «Вкусивши вечный сон, ты не вкусил любви»… Тогда он уже умышленно пошел к следующей могиле — «Ерашова Елена Сергеевна…» а рядом — маленькая детская плитка с крестом, а надпись как у взрослого: «Дворянин Ерашов Михаил Алексеевич… 3-х лет от рождения». Все камни исклеваны чьим-то острым стальным клювом, некоторые покосились, и все уже глубоко вросли в землю. Кирилл оказался рядом с железной часовенкой, пробитой солнечными лучами и молодой, не упругой березой. Под ветхой дырявой крышей с коваными вензелями было четыре надгробия, а пятое лежало у стены, видимо приспособленное для сидения.
И на всех — одна и та же фамилия…
Тут он вспомнил о Ней и хотел крикнуть, позвать и поперхнулся, не зная ее имени. Тогда он бросился к могиле с сиренью, раздвинул заросли — пусто… Лишь образ девушки, выступающий из камня, оставался на своем вечном месте и, показалось, слегка потемнел от печали и одиночества.
Она, наверное, спряталась где-нибудь, чтобы посмотреть, как он себя поведет. Стоит за камнем и наблюдает…
Кирилл взбежал на дорожку — отсюда просматривались все близлежащие могилы: кругом было пусто! Хотелось позвать ее, окликнуть, но к ней, безымянной, сейчас не подходило и звучало бы кощунственно любое определение — невеста, будущая жена, избранница, суженая… Охваченный жгучим чувством потери и какой-то нереальной сутью случившегося, — казалось, отошел на мгновение! — Кирилл снова вернулся к сиреневой изгороди, сунулся в кусты — нет! Она уже глядела на него из камня! И словно осуждала или жалела — потерял, утратил меня…