— Анна Ледяева, моя невеста, аспирантка географического факультета пединститута, — отчеканил он. — По пути из загса попали под ливень, слегка промокли, страшно хотим есть.
Аристарх Павлович снова бросился к платяному шкафу, но, там уже не было другого вечернего платья, а нашлось повседневное, сиреневое и почти не ношеное. Между тем Кирилл продолжал, указывая на брата:
— Алексей Ерашов, брат, подполковник… или полковник?
— Действительно балбес, — сказал старший Ерашов. — Сначала предложи барышне сухую одежду!
— Видишь, в самом деле подполковник! — продолжал Кирилл. — Командир! Откуда он взялся здесь — не знаю. Наверное, упал с неба. Он летчик. И уже падал шестнадцать раз. А это — Аристарх Павлович! Настоящий кавалер гусарских войск! У него даже настоящая лошадь есть, сабля и вот такой кольт. Мы с ним по ночам пьянствуем и стреляем.
— В кого? — спросила Аннушка.
— Просто так, в белый свет!
Аристарх Павлович подал ей платье. Женщины вдруг засобирались.
— Вы уж простите нас, — запела Наталья Ивановна. — Дождик вроде кончается, дойдем…
— А это кто? — громким шепотом спросил Кирилл, склонившись к Аристарху Павловичу.
— Это друзья Аристарха Павловича! — ответил старший Ерашов. — Наталья Ивановна и Валентина Ильинишна.
— Очень приятно! — козырнул Кирилл в своем прежнем ребячьем восторге. — Честь имею!.. Друзья Палыча — мои друзья! Сейчас мы будем пить шампанское!
— Мы совсем некстати, — стеснялась Наталья Ивановна. — У вас все тут по-семейному…
— Не отпущу сегодня никого! — вдруг пропел Аристарх Павлович и повел Аннушку к двери ванной. — Загуляем, запьем и ворота запрем!
Кирилла он отправил переодеваться на кухню.
— Может, нам перебраться… в ту половину? — спросил старший Ерашов. — Неудобно тебя стеснять…
— Гулять будем в парадной зале! — пробасил Аристарх Павлович. — Сам говорил, тут балы учиняли!
— Тогда я пошел за Полиной Михайловной! — обрадовался Алексей. — Перенесу ее сюда. И узнаю, скоро ли обед. Устроим праздник, Аристарх Павлович!
За обедом старший Ерашов ненавязчиво и аккуратно переключил все внимание гостей и домашних на молодых, сам же, под предлогом перекура, вышел на улицу и сначала побродил возле дома. Мысль сама собой зацепилась за дело приятное и долгожданное — восстановление утраченных деталей особняка. Построить деревянные веранды по обе стороны парадного особого труда не представляло. Во время войны они были попросту разобраны на дрова жильцами дома, и остались кирпичные фундаменты, на которых теперь стояла штакетная изгородь палисадников. Ротонда же была каменной и поднималась от парадного на высоту двух этажей и там смыкалась с крышей. Она придавала дому основной облик, как бы концентрировала в себе изящество и легкость всего строения. Двенадцать белокаменных колонн, лепной карниз и полукруглый свод, разумеется, посчитались архитектурным излишеством, принадлежностью барской жизни и были снесены еще в двадцатом году, когда дом, за исключением комнат бабушки Полины, разгородили на клетушки и поселили семьи рабочих лекарственной фабрики. По рассказам бабушки Полины, эти рабочие очень жалели разрушенной ротонды, поскольку были людьми образованными и культурными, и, похоже, таким образом из них вытравляли мещанское представление о красоте. Через семь лет фабрика вылетела в трубу, какие-то предприимчивые люди купили этот дом по дешевке, снесли перегородки и, установив новые, сделали восемь фешенебельных по тем меркам квартир и даже попытались восстановить ротонду: нэп снова потребовал красоты и роскоши. Из-за дороговизны белого камня попытка не удалась, и предприниматели распродали квартиры с молотка, разумеется, за исключением одной — Полины Михайловны, которая жила здесь безвыездно. С тех пор жильцы в доме не менялись, разве что уходило одно поколение и приходило другое. Может, поэтому дом и сохранился, по крайней мере, его внутренняя целостность. И даже значительная часть мебели павловского времени, разболтанная, ободранная и продавленная, все еще служила жильцам.