— Конечно, нет! — Гаяне вспыхнула, мгновенно заводясь с пол-оборота, — некоторым все можно! Если бы мы с тобой, Лизанька, не пришли на репетицию — представляешь себе, какой скандал закатил бы наш Великий и Ужасный!
— Айвазян! Штукина! — прикрикнул на подруг главный режиссер. — Мы вам не мешаем выяснять отношения? А то можем перенести репетицию в другое помещение, а сцену оставить в вашем распоряжении!
— Извините, Олег Игоревич! — пропищала Лиза Штукина своим звонким пионерским голосом.
— Свиристицкая, повтори сцену с самого начала. Ты выходишь из-за левой кулисы, поворачиваешься к залу и говоришь…
Что должна сказать героиня, осталось неизвестным, потому что в этот самый момент из-за правой кулисы вышла уборщица тетя Клава с таким выражением лица, что Главный застыл в немом восхищении и всерьез подумал, не пропадает ли в уборщице великая драматическая актриса.
— Там… — едва слышно проговорила тетя Клава, показывая рукой куда-то назад и дико тараща глаза.
— Немедленно очистить сцену! — завопила помощник режиссера Лютикова, устремившись наперерез тете Клаве, — черт знает что творится! Вы понимаете, что идет репетиция!
— Репетипитиция! — передразнила Лютикову уборщица, — какая еще репетиция!
Там.., там…
— Да что там такое? — тоном страдающего непризнанного гения воскликнул Олег Игоревич.
— Там… Валерию Борисовну убили! — выговорила наконец тетя Клава распиравшую ее поразительную новость.
— Как? Что? Не может быть! — загалдели все в один голос и бросились толпой к неожиданно прославившейся тете Клаве. Репетиция была окончательно и бесповоротно сорвана.
Сплоченный театральный коллектив во главе с уборщицей, переживавшей свой звездный час, дружно шествовал по полутемным переходам и коридорам таинственного закулисного мира. Чуть не бегом миновали тесные актерские гримуборные, поднялись по узкой винтовой лестнице и вышли на узкий балкончик, с которого обычно перед новым спектаклем осматривали разложенные на полу декорации. На балкончике было явно мало места для всех любопытствующих, задние давили на передних, прижимали их к шатким неустойчивым перилам.
— Ну что, ну что там? — жадно спрашивала Лиза Штукина, пытаясь разглядеть что-нибудь через плечи и спины коллег и горько сетуя в душе на свой пионерский рост, — что там, что-нибудь видно?
— Видно, — односложно ответил ей мрачный пожилой комик Задунайский, и, с трудом переведя дыхание, пропустил вперед неугомонную травести.
Лиза, активно работая локтями, пробилась в первые ряды и замерла, пораженная увиденным.
Внизу, у ног потрясенной театральной общественности, на той площадке, где обычно художник раскладывал неоконченные или вполне готовые декорации и фрагменты оформления сцены, лежала в живописной и трагической позе Валерия Борисовна Кликунец, театральный завсегдатай и спонсор, постоянная посетительница репетиций и прогонов, свой человек за кулисами.