— Макарьевна, Макарьевна, ты бы постыдилась при постороннем человеке такое говорить! — одернула ее подруга.
— А чего мне стыдиться? Мне стыдиться нечего, я правду говорю! Спроси кого хочешь, всякий тебе подтвердит!
— Макарьевна! Тут ведь и Ольга Никитишна сидит, а ты при ней дочку ее так честишь! Она-то ведь ни в чем не виновата, а ты…
— Где Никитишна? — оглянулась худая старуха. Нету никакой Никитишны, что ты меня сбиваешь?
Разве бы я при ней стала…
— Как нет? Только что ведь тут сидела! Еще как девушка подошла, она тут рядом была, на скамейке, а сейчас правда нету…
— И всегда она так! — снова завелась тощая. Всегда так! Все-то тишком, все-то молчком, и не поговорит никогда с людьми.., гордится! А чем ей перед нами гордиться-то? Что внучка у нее шалава? Что внук бандит? Что дочка в мужнину кровать посторонних мужиков таскает? Сама, значит, так их воспитала! Тут перед нами гордиться-то нечем!
— Ну, на Никитишну ты зря! Она приличная женщина, и в возрасте уже, так что ее винить…
— То, что в возрасте, — это все пустое! А что она всю жизнь делала-то? Ты знаешь? То-то! И я не знаю! Никогда с людьми не поговорит, ничего про себя не расскажет…
— Ну, зять-то, покойник, хороший человек был, тут ты ничего сказать не сможешь!
— Хороший? — повторила неуемная Макарьевна. — Да, зять у Никитишны уважительный был, ничего худого про него не скажу.., как идет, так непременно с нами поздоровается, про здоровье спросит.., ничего не скажу.., а она, Алка-то, его не успела схоронить… — и на голову вдовы полился прежний поток «комплиментов».
— Что ж Никитишна-то ушла? — озабоченно спросила полная тетка. — Как услыхала, что ты, девонька, про Мухиных спрашиваешь, так тут же и поднялась.., могла бы и взять у тебя те бумажки, чтобы тебе, девонька, зазря к ним не подниматься…
— А чего и не подняться! — оборвала ее Макарьевна. — Чай, не барыня! Всего-то пятый этаж, не Бог весть какая высота, да и лифт работает! Коли уж положено ходить и деньги за это платят — так работай! Деньги небось грести согласна, а как подняться — так уже тебе лень? Поднимешься, не развалишься! Тем более, что они сейчас почитай все дома — и Кирька, и Алена давеча проходила, и Никитишна, барыня зазнаистая, только что поднялась…
— Спасибо, — робко промолвила вошедшая в образ Лола и с едва слышным вздохом поднялась со скамейки, — и правда, пойду, а то мне до вечера еще десять адресов обойти надо!
Она устало ссутулилась и, уныло шаркая туфлями, направилась к подъезду. Однако, когда ее скрыли от бдительных пенсионерок густые кусты сирени, Лола распрямилась и быстро зашагала к арке, которая вела со двора на Большую Пушкарскую улицу.