Любка валялась на кровати в распахнутом халате, непрерывно что-то жевала и улыбалась всем визитерам одинаковой белозубой улыбкой.
К концу дня Надежда всерьез начала опасаться за здоровье Сырниковой, потому что та зеленела на глазах. К вечеру, когда в палате стало посвободнее, разразился скандал.
— И чего это тебя к нам подселили, — шипела Сырникова, — что ты за птица такая?
— Потому что мне нужен покой, — невозмутимо ответила Любка, — а там палата — десять человек, кто храпит, кто во сне кричит, ночью спать мешают.
— Относительно храпа, — вполголоса заметила Надежда и показала глазами на Поросенке, — не удивляйся ночью.
— Мне, может, тоже покой нужен, — не унималась Сырникова, — а теперь, по твоей милости, я у двери на сквозняке лежу! Вот напишу завтра главному заявление — тебя вообще в коридор выселят!
— Ага, разбежалась, — насмешливо проговорила Любка, — как бы тебе самой в сортире не оказаться. Юрику только попросить — они все сделают.
— И кто же такой Юрик? — полюбопытствовала Поросенке.
— Хахаль мой! — ничуть не смутившись, ответила Любка и показала маленький мобильный телефон. — Сказал: если что не так — сразу звонить ему, он завтра приедет, разберется. Вот, кстати, нужно сообщить, что в другую палату меня перевели.
Она набрала номер и пропела в трубку:
— Майора Голубца попросите, пожалуйста! Ах, домой ушел? Нет, ничего не передавайте, я завтра позвоню.
— Что ж ты ему домой не перезвонишь? — ехидно спросила Сырникова.
— Домой нельзя, — простодушно ответила Любка, — у него дома жена и теща…
— Ах, вот как? Ты, значит, у него в любовницах состоишь?
— А вам-то что? — хором удивились Надежда с Любкой.
— А то, что всякая шалава будет меня к двери двигать! — заорала Сырникова.
— Иди ты в задницу! — спокойно ответила Любка и полезла в тумбочку за шоколадным печеньем.
Сырникова по указанному адресу не пошла, но примолкла, и инцидент на некоторое время был исчерпан.
Поздно ночью Надежда привычно проснулась от храпа Поросенке. Любка сидела на кровати в одной тонкой рубашке, чуть не лопающейся на груди, и тосковала.
— Она так постоянно? — шепотом произнесла Любка, хотя можно было орать, как в лесу — все заглушал мощный храп, по тембру напоминавший рокот мотора военного вертолета.
— Как тебе сказать… — задумалась Надежда. — Иногда повернется на бок и замолчит.
— Ужас какой! И зачем меня сюда перевели?
— Ее скоро выпишут, — утешила Надежда.
— Черт, спать расхотелось, — протянула Любка. — Пойдемте, Надежда Николаевна, покурим, что ли…
— Курить нельзя, — вздохнула Надежда, — и спиртного нельзя, а то перелом не срастется.