— Приди, о Ламашту! — громко выкрикнул длинноволосый, и все остальные, как один человек, крикнули за ним:
— Приди, о Ламашту!
И Слава Таракан кричал вместе со всеми, он почувствовал себя одним из этих людей, и ему хотелось остаться с ними навсегда, стать таким же, как они...
— Приди, львиноголовая! — вскрикнул жрец, и остальные повторили за ним, как эхо:
— Приди, львиноголовая!
И вдруг под сводами пещеры раздался страшный и грозный звериный рев, одновременно унылый и злорадный. От этого рева кровь заледенела в жилах, волосы на голове зашевелились, сердце забилось как бешеное. В этом реве слышались жестокость и коварство, злоба и неутолимый голод хищника. Переходя в утробное рычание и страшное, тоскливое мяуканье, рев этот начал понемногу затихать, как будто издававшее его чудовище удалялось, спускалось в породившие его глубины преисподней.
— Великая не хочет подняться к нам! — закричал жрец, когда затихли последние отзвуки рычания. — Она ушла, спустилась в глубины своего подземного царства, в свои темные чертоги! Львиноголовая не хочет прийти в наш мир! Мы не угодили ей! Чего ты хочешь, о великая черная мать, скажи своим детям?
С этими словами жрец подбросил новую щепотку травы в тлеющую на золотом столе горку. Поднимающийся к потолку дым пожелтел, стал золотистым, сгустился местами, будто обрисовав очертания женского тела...
Плотнее и гуще становились клубы золотистого тумана, и наконец нельзя уже было сомневаться: дым оформился в подобие золотой женской фигуры с львиной головой на плечах.
В святилище стало необыкновенно тихо, и в этой тишине как гром прозвучали слова жреца:
— Великая желает, чтобы ее древнее золотое изваяние заняло подобающее ему место в нашем храме! Только тогда, когда мы найдем древнее изваяние и принесем его в храм, только тогда львиноголовая Ламашту одарит нас своими милостями, только тогда она обрушит свой ужасный гнев на наших врагов!
* * *
— Вот теперь ты знаешь об этом деле столько, сколько я. — Маркиз отодвинул пустую тарелку. — Спасибо, все было очень вкусно.
— Это полуфабрикаты, — отмахнулась Лола, — я ничего не готовила, только разогрела.
Она отвернулась к кухонному столу, чтобы заварить чай.
Кухонька была крошечной, вообще вся квартирка была крошечной, но очень уютной.
Лола привела сюда Маркиза часа два назад.
Он сказал, что ему нельзя появляться у себя дома — могут найти. И вообще, им нужно было посидеть и спокойно поговорить. Лола сказала, что квартиру эту она снимает.
Тихонько урчал холодильник, Маркиз прихлебывал горячий, хорошо заваренный, ароматный чай и исподтишка поглядывал на Лолу. Она уверенно и привычно двигалась по кухне.