— Хлеб да соль, хозяева! — Пудяков снял рукавицу, потер свои темные от мороза широкие выступающие скулы. — Извиняйте, что прервали… За тобой мы, Игнат Лексейч. Народ баламутишь. Контрреволюцией занимаешься… Негоже так, негоже…
— И добром сдай тетрадочку! — строго приказал Мишка Чиркунов.
Он изменился за эти три дня. Стал чем-то походить на Маркелина, играющего роль вельможи. Может быть, взглядом. Решительнее стал, суровее.
— Все равно разыщем, отдай, — попросил Пудяков.
Мать окаменела с приоткрытым ртом, с испуганными побелевшими глазами.
Отец неторопливо вылез из-за стола, разгладил рукой бороду, распушил.
— Китрадку я сдам. Разыщете, верно… — смиренно пробормотал он.
— Ты всегда мужиком умным слыл, — без иронии сказал Пудяков. Он был родом из волостного села и давно знал отца.
— Сдать-то сдам, тока право за собой оставлю правду искать. До Москвы дойду, а узнаю, имеете вы право народу рот затыкать. — Отец вынул тетрадь из-под подушки. — Этот приговор мир вынес, трудовые крестьяне. Триста тридцать душ свой голос подали, а вы их за горло берете… Кабы сами не задохнулись от всевластья…
— Давай, давай, агитируй, — выхватил тетрадку Мишка. — Мы сами кого хошь сагитируем. Собирайся! Поедем!
— Куда жа на ночь-то, родименькие мои! — запричитала мать, вскакивая с лавки с мокрыми глазами. — Да в мороз такой!
— Глань! — прикрикнул строго отец. — Охолони!
— Игнаша! Чаво они с тобой исделають?
— Сядь… Вернусь…
— Ничего, теть Глань, — протянул тетрадь Пудякову Мишка, — три года назад моя мать не так выла, когда твой муж меня арестовал, чтоб на германский фронт вернуть, милое ему Временное правительство защищать. Как видишь, живой, не пропал. Вернется и Игнат…
Пудяков раскрыл тетрадь, подошел ближе к столу, к лучине, сощурился, вглядываясь в страницу.
— Тусменно как у вас.
— Када я комиссарил, карасину было хучь купайся в нем. А ваша власть довела, в лампу залить нечего… — съязвил отец.
— Не путались бы под ногами, все б было.
— Плохому танцору все мешает.
— Собирайся давай! Хватит язык чесать, — посуровел, нахмурился Пудяков. — До Заполатово путь неблизкий.
Егор понял, что отца сначала повезут в волость, а потом уж в Борисоглебск. А может, и из волости отпустят. Приговор-то он не отправил.
Но отец из Заполатово не вернулся. Без него о сватовстве думать было нечего. Кончился отпуск у Егора, поехал отмечаться в волость к военкому и узнал, что отца отправили в уезд, в Борисоглебск. Повез его Мишка Чиркунов с двумя красноармейцами. И вестей оттуда пока никаких нет.
Так и не увидел больше отца Егор Анохин. Сражался с Врангелем. В мае тяжело ранен был. Отлежался в больнице, в Тамбове, получил справку в Тамбовском Окружном Эвакуационном пункте, что по случаю тяжелого ранения освобожден от несения военной службы от 10 июня 1920 года по статье № 26 Литер Д, и вернулся в Масловку. И только тогда узнал, что Мишка Чиркун убил отца по дороге в Борисоглебск, якобы при попытке к бегству.