Вся гордость, угнетенная страхом супружеской жизни с самовластным и грозным царем, всколыхнулась в ней в это мгновение. Нет, не упадет она к ногам временщика, не станет молить о пощаде — все бессмысленно. Человек этот жесток и страшен потому, что наслаждается страданиями слабых. Но бог его накажет за это — рано или поздно накажет!
И в этот миг Марья Федоровна поняла, что готова на все — да, на все, только чтобы получить возможность еще хоть раз взглянуть в глаза Годунова и увидеть в них страх. Страх и неуверенность в своей участи!
Она сдержанно простилась с царем и удалилась, высказав на прощание только одно пожелание — избавиться от прежних слуг и завести в Угличе новых. Разрешение было дано смущенным, огорченным царем. Если Борис Годунов и остался недоволен снисходительностью Федора Ивановича, то виду не подал. Такую малость он мог разрешить опальной царице! Ведь взамен он получал многое, многое… почти все, чего желал!
Утром следующего дня все Нагие и царевич Дмитрий вместе с ними удалились в Углич — на пять лет. И все эти годы Марья Федоровна каждый день, каждый час ждала беды. Ждала беды от Годунова!
Ее предчувствия сбылись именно в том месяце, который самим названием своим предсказывает страдания и беды. Не зря говорят в народе: «В мае — маяться!»
…С самого начала мая царевич все прихварывал. Василиса Волхова прослышала, есть-де знатный знахарь, лечит всех, и все выздоравливают, — может, зазвать его на царский двор?
Марья Федоровна побоялась принять решение сама, стала советоваться с братьями.
Михаил, он был попроще, говорил: отчего не позвать? Афанасий, осторожный хитрован, помалкивал, потом уклончиво проронил: «Опасаюсь я…»
Марья Федоровна понимающе кивнула: допусти в дом знахаря, чужого человека, — за ним разве уследишь? А ну как окажется в самом деле подсыл Годунова? С него, с хитреца Бориски, всякое станется. Ведь, по слухам, сестра его Ирина вовсе неплодна. Случись что с Федором — а он слаб умом и хил телом, — немедля будет царевич вывезен из Углича и воссядет на трон. Ирину — в монастырь, Бориску… знает небось, что ему на коленях придется жизнь для себя вымаливать! Не может, ну никак не может он жить спокойно, пока подрастает в Угличе маленький царевич — законный наследник Ивана Грозного!
Сама Марья Федоровна от этих мыслей минуты покоя не знала, с ними засыпала, с ними просыпалась, с ними вскакивала среди ночи, бессонно глядя во тьму. Страшилась не только за невинного ребенка — и за себя, и за братьев. Долгие годы, проведенные в напряжении, не прошли для нее даром: на некогда прекрасном лице застыло выражение непреходящей тревоги, черные глаза глядели испуганно, словно высматривали приближение опасности.