Я взял из рук Саши поднос и поставил его на столик. Девушка ушла, оставив меня наедине с моими невысказанными мыслями. Что же сулит мне завтрашний день? Но почему-то не было страшно, представлялись глаза Полянской. Их я и видел всю ночь во сне.
Утром прощались с Катей, и в полдень выехали на кладбище. День выдался ясным и на редкость теплым. Мира держалась стойко, но то и дело на глаза ее набегали слезы. Однако плакала она молча, не по-женски. Кинрю поддерживал ее под руку. У нас с ней по-прежнему отношения были натянутыми, и я старался как можно реже попадаться ей на глаза, чтобы не усугублять и без того неприятную ситуацию. Я сомневался, что смогу оказать ей какую-то поддержку. В итоге мы отправились провожать Катюшу в отдельных экипажах. Пожалуй, такая размолвка между нами приключилась впервые с тех самых пор, как я помог ей бежать из Индии.
Кортеж у нас получился скромный, всего-то несколько крытых экипажей. В трех каретах уместилась вся челядь, которую, по настоянию Миры, мы взяли с собой.
Когда опускали гроб, Мира что-то прошептала на своем языке, но не заплакала. Я подумал, что она читает ритуальные ведические молитвы, потому как индианка почти не расставалась со своими книгами Вед.
Я подошел к ней и сжал ей руку. Мира не выдернула ее, и я понял, что мы с ней все-таки помирились.
У одной из кладбищенских оград я заметил знакомую фигуру.
«Грушевский!» — изумился я мысленно. Он тоже меня увидел и поспешил ко мне. Я велел своим спутникам возвращаться без меня, а сам остался на кладбище, чтобы переговорить с моим братом.
— Яков Андреевич! — приветствовал он меня. Нам не надо было обмениваться тайными знаками, чтобы узнать друг друга.
— От всего сердца рад вас видеть, Игорь Дмитриевич! — ответил я. — Что-то случилось?
Игорь Дмитриевич Грушевский был тем самым ритором, который участвовал в посвящении Строганова в ученики. У меня мелькнула надежда, что он что-то знает об этом деле. И, похоже, я не ошибся, потому как он первым завел речь о Виталии.
— Яков Андреевич, — сказал Грушевский. — Я знаю о вашем предназначении, а потому считаю себя обязанным просветить вас касательно одного вопроса, который, возможно, и покажется вам неважным.
— Что вы имеете в виду? — насторожился я, готовый услышать самые невероятные вещи.
Грушевский откашлялся и заговорил:
— Недавно у меня состоялся разговор с Иваном Сергеевичем, из которого я узнал, что из орденского архива пропали очень важные документы. И что в этом деле замешан Строганов, — он бросил на меня вопрошающий взгляд, словно бы ожидая подтверждения.