Она извлекла шпильки, вынув из своих волос, и крутила их, бело-голубые, зловещие, в своих пальцах.
Он не отпрянул от нее, не глянул даже на ее оружие. Он встретил ее быстрый взгляд и выдержал его, ожидая любого исхода.
Он услышал ее жесткий смех и приготовился предстать перед лицом сборщиков церковной десятины, которые взяли в заклад его душу.
Молодая блондинка исчезла, когда она засмеялась, и Сайма подошла к нему.
— Ты предлагаешь мне любовь? Ты знаешь мое проклятие?
— Я смогу перенести это, если ты согласна провести один год со мной.
— Ты сможешь перенести это? Почему я должна верить тебе, маг? Боги обязаны говорить правду, а ты, я думаю, находишься за пределами ограничений и заблуждений, которым подчиняются боги.
— Помогая мне, ты поможешь себе. Твоя красота не поблекнет, я могу дать тебе вечную молодость и излечу твое сердце, но излечи же и ты мое. — Его рука, протянутая к ней, задрожала.
В его глазах заблестели слезы. — Ты хочешь прожить жизнь, как убийца и шлюха? Прими спасение, пока его тебе предлагают.
Возьми его для нас обоих. Никто из нас не сможет снова потребовать у вечности такого блага.
Сайма вздрогнула, и глаза женщины много старше, чем тридцать лет ее тела, пронзили его.
— Некоторые убивают политиков, некоторые — генералов, солдат на поле боя. Что касается меня, то я считаю, что именно маги являются проблемой, скручивая время и миры, как в детской игре в бечевку. А что касается помощи, ты или я — заслуживаем ли мы ее? Скольким ты помог без соответствующей выгоды? Когда старик «Черные глаза — плюющие огнем и четыре рта — плюющие проклятиями» домогался меня, никто не сделал ничего, ни мои родители, ни наши священники или пророки.
Они лишь смотрели под ноги, словно разгадка моего спасения была в песке Азеуры. Но это не так! О, я действительно научилась чему-то у моего колдуна! Большему, чем он хотел научить меня, и то, что он рассыпался в пыль благодаря мне, несомненно.
Она прекратила вертеть в руках шпильки.
Они долго смотрели друг на друга, и, пока видели себя один в другом, Сайма, которая не плакала и трех раз за сотни лет, вдруг зарыдала. Соединив шпильки впритык, она дотронулась ими до осколков обсидиана, которые Ашкелон держал в дрожащей руке.
Когда шпильки соприкоснулись с осколками, сверкнула ослепительная синяя вспышка, и она услышала его слова:
— Я сделаю то, что нужно для нас. — Комната, в которой они стояли, стала исчезать, и она услышала плеск морских волн, и поющих детей, и звенящие цимбалы, и бренчащие лютни, и ревущие трубы.