Искушение (Бондарев) - страница 121

«Какие у него приглашающие, воспитанные, но не пропускающие в себя глаза. Блестяще дисциплинирован».

Они направились к крыльцу веранды, отсвечивающей стеклами меж облетевших деревьев. Аллея желтела до самого озера толстым покровом, ступени крыльца, засыпанные красной кленовью, похоже было, не подметались намеренно.

— Все есть? — удивился Дроздов. — Даже старый «ястреб»? Откуда он?

— И «ястреб» есть, Игорь Мстиславович. Известно, что в Сибири вы были серьезным охотником и ходили «на берлог».

— Насколько я понимаю — на медведя, — сказала Валерия. — Час от часу не легче. Оказывается, вы еще — медвежатник?

— Зачислили не в тот чин. Медвежатник — это взломщик сейфов, — поправил Дроздов. — Что касается моих охотничьих походов в тайге, то они закончились после того, как я увидел плачущего лосенка.

— Плачущего лосенка? Как это может быть?

— Я убил лосиху, а когда подошел, рядом лежал лосенок. Весь в крови матери, смотрит на меня, а слезы каплями так и текут из глаз. Он плакал, как ребенок. Так что ночь потом я спал плохо.

— Невероятно! — воскликнул Веретенников, и глаза его испустили горечь сожаления. — Но ведь в тайге вы ходили на медведя, об этом известно! Вы ходили вместе с Николаем Михайловичем Тарутиным, а он — заядлый охотник. А медведь, амикан-дедушка — добыча серьезная!

— Не точная информация. Медведь — почти человек, — возразил Дроздов. — «На берлог» я не ходил потому, что не принимались мои условия.

— Какие, интересно?

— Первый, кто выстрелит в амику, заработает и мой жакан. Соглашался один Тарутин. Но его я слишком ценю. Поэтому не ходил.

— Что такое жакан? — весело рассердилась Валерия. — Я ничего не понимаю в вашем лексиконе!

— Жакан — это особая, специфическая пуля на крупного зверя, родненькая! Оплошная неосведомленность для геолога, простительная для геологини. Хоть ты и в сапогах ходила и по тайге, но не в поисках все же берлог амикана! — сказал с приятной укоризной Веретенников. — Умоляю, не обижайся. Я давно пришел к убеждению: без смелости женщины нет смелости мужчины. Так же, как и свободы, впрочем.

И он взбежал по ступеням крыльца, растворил высокую дверь на веранду, а наверху по спортивному повернулся, приглашая за собой и жестом, и глазами.

— Добро пожаловать к нам. — И учтиво подал руку Валерии, предлагая ей позволительное ухаживанье на правах старого знакомого: — Разреши тебе помочь, родненькая?

— Дмитрий Семенович… товарищ министра… Дима, не пыли и не навязывайся в родственники, — остановила Валерия с той ноткой в голосе, которая могла и обидеть. — Представь, я не забыла твое любимое слово, которое ты применял в обращении к слабому полу. Прошу помнить, я только вынужденный гость, сопровождающий Игоря Мстиславовича. А этого вполне достаточно, чтобы не распускать куртуазные перья gеред бывшей сослуживицей. Не затрудняй себя. Тем более — мы не на равном положении.