— Вот это и есть язык врагов. Вы пожелали объясняться на нем, и мы исполнили ваше желание, — вкрадчиво и ехидно произнес Эрикссон.
Стало тихо. Борисов молчал. Кровь струилась по подбородку.
— Вы хотите жить?
Дмитрий молча смотрел на пламя свечей в шандале.
— Если вы хотите жить, от вас требуется одно: указать на карте фарватер, по которому можно пройти в Архангельск.
— Я не лоцман. Я всего лишь переводчик, — резко бросил Борисов.
— Ну хорошо. Вы будете переводчиком. Иначе отправим вас за борт. Вам это ясно?
Борисов молчал. Ненависть душила его.
Эрикссон дал знак увести пленника. Борисова спустили в трюм, где находились рыбаки. Едва переводчик сошел по трапу, сверху позвали:
— Рябофф! Сюда!
Направляясь к трапу, Иван поймал Борисова за рукав и шепотом спросил:
— Кто таков?
— Переводчик с Мудьюга Борисов.
— А мы рыбаки Николо-Корельского. У Сосновца нас захватили обманом… Тебя допросили?
— Да.
— Где стоим?
— У Мудьюга.
Сверху кричали нетерпеливо:
— Рябофф! Где Рябофф?
— Ну, прощевай, держись! — сказал Рябов и полез наверх.
Белая ночь распластала над морем, над кораблем свои задумчивые полупрозрачные крылья. В тумане, как призрак, расхаживал вдоль фальшборта часовой с мушкетом на плече. Солдат, сопровождавший Рябова, указал ему в сторону, противоположную капитанской каюте. Рябов пошел туда. Увидел за кормой суда, стоявшие в одну линию, без сигнальных фонарей. Паруса были подобраны, на мачтах в бочках можно было различить плечи и головы дозорных. Солдат подвел его к узенькой двери, отомкнул ее и впустил Ивана. Потом закрыл дверь на ключ.
Тьма. Иллюминатор чем-то завешен наглухо. Иван нащупал справа что-то мягкое. Тюфяк… Видимо, койка. Он лег на нее, расправив затекшие ноги.
До утра не сомкнул глаз, все думал, вспоминал до мельчайших подробностей Березовское устье, высчитывал время отлива. Но пустят ли шведы к штурвалу?
Утром брякнул ключ в замочной скважине, дверь распахнулась, и солдат подал завтрак: оловянную кружку с кофе, кусок хлеба, вареную солонину. Иван жадно принялся за еду: больше суток жил впроголодь. Часовой, оставив дверь открытой, следил за каждым его движением, будто считал куски. Поев, Иван снова лег. Часовой забрал судки и вышел, опять заперев дверь.
Вскоре к каюте подошли несколько шведов, среди них капитан и под конвоем — Борисов. Рябов узнал его по одежде. Переводчик был хмур, подбородок его распух, под глазами — синие кровоподтеки. Капитан спросил что-то, обращаясь к Рябову. Борисов, внимательно глядя на лоцмана, перевел:
— Капитан пришел за ответом.
Рябов поднялся с койки, сказал: