— Не может быть!
— Лучшая из всех! Своей красотой она превосходит прочих. Я это сразу заметила, как только ее к нам доставили. Но в этом ли дело? Через несколько недель работы красота моих девочек увядает. Эти грязные шахтеры и погонщики верблюдов, что они могут знать о красоте? Когда у них нет денег на maradoosh, они удовлетворяют себя, пристраиваясь к верблюжьему анусу.
— Наверное, это приятнее, чем ехать верхом, — заметил я.
— Но эта Phuc'mi, — продолжала одноглазая. — То, от чего все мои девушки бледнеют и чахнут, делает ее только все краше. То, отчего в глазах других девушек появляется тень смерти, зажигает в ее глазах яркий огонь жизни. А от мужчин она просто впадает в безумие. Ни одна девушка из всех тех, кого я в своей жизни встречала, не была способна доставить мужчинам такое удовольствие, как она!
— Не может быть! — повторил я.
— Но это так!
Я молча покачал головой. Это не Федра, горестно подумал я. Это не моя юная девственница, моя целомудренная монашка. Это просто невероятно. Доченька мамаши Гурвиц не могла стать звездой афганского борделя. Доченька мамаши Гурвиц не обладала верблюжьим анусом, столь излюбленным в среде погонщиков верблюдов. Я бы мог, как Черная Королева, поверить в шесть невероятностей до завтрака*. Но в такое я поверить не мог. Просто не мог!
— И мы называем ее между собой «Та, кто жива», — продолжала вещать нечесаная вонючка. — Потому что то, что постепенно сводит других в могилу, ей лишь прибавляет жизненных сил, и она день ото дня день все расцветает, становясь моложе и краше. Она мое перл, kazzih, мое сокровище, жемчужина глаз моих, дивная роза в моем саду. — В устах столь зловонного существа разглагольствования про розы и сады звучали как грязные ругательства. Ну ладно бы сказала: пот моей подмышки или даже помет моего борова! Хотя это уж слишком…
— Так что я не могу ее отпустить, — подытожила бандерша.
— Мне смешно тебя слушать!
— Она стоит не меньше, чем три мои девочки вместе взятые. За ночь она может обслужить больше мужчин, чем любая из них, и мужчины предпочитают только ее, они выстраиваются к ней в длинные очереди. Я подумала, уж если они ее так хотят, тогда пусть и платят больше, и я повысила ее тариф: тридцать за любую их моих девочек, пятьдесят — за Phuc'mi! И мужчины платят как миленькие. Выстраиваются к ней в длинные очереди. Она — королева моего дома maradoosh.
— Ей тут не место.
— Самое место!
— Она должна вернуться к себе на родину! К матери, к родным и близким, кто любит ее. Она…
Вонючка ощерилась.
— Ты хочешь сказать, что мы ее здесь не любим? Да я отношусь к ней как к собственной дочери! Даже лучше! Она мне напоминает меня в юности… (А вот это сомнительно, подумал я.) А другие девочки, ты думаешь, они не заботятся о Phuc'mi? Они считают ее сестрой. Или ты думаешь, что мужчины ее не любят? Стали бы они платить такие деньги за ту, кто им безразличен?