— Летти, нет!
Это прокричал Рэнсом, одновременно и просьбу, и приказ.
Сурово донесся другой голос. Его Летти уже слышала как-то ночью, но боялась признаться в этом себе самой. Голос был спокойным, но строгим, не допускавшим возражений. .
— Правильно, мисс Летти. Не надо.
Мартин сдавленно вскрикнул. Рэнсом не издал ни звука. Летти посмотрела через плечо. Дыхание ее перехватило, кровь отхлынула от лица. Летти присела, рука с револьвером опустилась. Потом она медленно встала.
Люди в белых простынях тихо появились из леса, как привидения или как бесшумно ступающие охотники, кем большинство из них и были всю жизнь. Угрожающе безмолвно они взяли их троих — Мартина, Рэнсома и Летти — в кольцо и начали сжимать его. В руках у главаря была свернутая кольцами веревка. Потертая и мягкая, она небрежно раскачивалась, конец ее был завязан палаческой петлей.
Рэнсом встал рядом с Летти и обнял ее. Одна ее рука была на рукоятке револьвера, другая под стволом, но она и не пыталась поднять оружие или стрелять.
Стало так тихо, что слышно было легкое потрескивание осоки, сначала примятой ногами, а теперь распрямлявшейся. Летти сдавило грудь, нервы были напряжены, как натянутые струны. Все не могло так закончиться, было бы несправедливо, если бы все завершилось именно так. Рэнсом был Шипом, но не преступником, которого можно вздернуть на ветке. Он наказывал только тех, кто этого заслуживал. Он делал все, что в его силах, чтобы исправить многочисленные несправедливости, с которыми сталкивался, чтобы отладить разболтавшиеся весы Фемиды. Как Рэнни он бросил вызов этим людям, но только защищая свою собственность и своего друга. Ничто из того, что он совершил, не заслуживало такой унизительной и бесславной смерти.
Она шагнула вперед:
— Вы не можете этого сделать!
— Только мы и можем.
— Но это неправильно! Это несправедливо! — повысила она голос, глаза ее жгли слезы.
— А что сейчас вообще справедливо? — Вожак взмахнул веревкой, и двое одетых в простыни его помощников вышли вперед и подтащили к его ногам Мартина. Вожак повернулся к Летти и Рэнсому.
— Вы оба нас обяжете, если уйдете. Теперь мы сами обо всем позаботимся.
Смысл его слов дошел не сразу. Первым его понял Мартин. Он стал ругаться, перешел на крик, начал молить о пощаде.
Рэнсом стоял на своем:
— Мы уйдем, только если Мартин уйдет с нами.
— Убирайся отсюда, сынок. Мы уступили тебе с Брэдли Линкольном, но сейчас этого не будет. Предоставь это нам.
— Правосудию веревки? Давайте я его заберу и сдам военным.
— Чтобы он мог отболтаться? Нет уж. Он подонок. Можешь винить войну, «саквояжников», кого или что угодно, но он все равно подонок.