Так как дело происходило в Новом Орлеане, гвоздем программы стало угощение. Как обычно, подавали необъятные серебряные подносы с горами фруктов, уложенных затейливыми узорами. Повара в высоких колпаках отрезали кусочки мяса от ляжки жареного быка и прямо на глазах у публики начиняли ими булочки. Был тут и молодой картофель, разрезанный пополам, облитый сметаной и посыпанный бусинками икры, и устрицы в полураскрытых раковинах, и пряные отварные креветки, и мясо крабов в соусе, и жареные креветки, завернутые в тонкие пластинки бекона, и еще дюжина разнообразных деликатесов.
Вина и более крепкие напитки разливались в искрящийся хрусталь и разносились официантами, одетыми во все белое. Во внутреннем дворике под открытым небом джаз-оркестр играл какие-то душераздирающие мелодии в бешеном темпе, а в доме квартетом скрипачей исполнялись Верди и Моцарт.
Сегодняшний коктейль мало чем отличался от сотни других, на которых Камми побывала в Новом Орлеане. Самым интересным для нее в этот раз было наблюдать за поведением Рида. Он ходил вместе с ней по залу без видимого стеснения и не выказывал стремления подпереть ближайшую стену, что обычно делают мужчины из южных штатов, оказавшись в незнакомом окружении. Улыбаясь и чувствуя себя совершенно непринужденно в любом обществе, будь то важная персона или группа учителей, Рид первым вступал в разговор и убедительно отстаивал свою точку зрения. Он не только понимал французские слова и отдельные фразы, звучавшие вокруг как неотъемлемая часть сегодняшнего вечера, но и сам иногда говорил по-французски.
Перемена была просто поразительна. Камми снова и снова бросала на него удивленные взгляды, не узнавая в этом джентльмене человека из леса. А ведь она не сомневалась, что Рид был настоящим дикарем; не то чтобы абсолютно невежественным и неотесанным, но, определенно, не интересующимся светской жизнью и не имеющим даже отдаленного представления о языке дипломатии.
Поймав взгляд Камми, когда они одни стояли у открытых дверей, вдыхая прохладный ночной воздух, Рид вопросительно посмотрел ей в глаза, а потом мягко улыбнулся.
— Вечера в посольствах — что в них особенного? — сказал он, пожав плечами, словно не было ничего проще, чем читать ее мысли. — В течение нескольких лет мне приходилось посещать подобные мероприятия в Вашингтоне. Мы бывали на таких приемах вместе с одним моим хорошим другом, французом из Тель-Авива. Сейчас он живет в Нью-Йорке.
— Ты был вместе с ним на войне? — спросила Камми.
Улыбка исчезла с его лица, которое мгновенно сделалось непроницаемо-жестким, а в глазах появился холодный стальной блеск. Когда он заговорил, его голос напоминал скрежет: