— В любом случае, — продолжал Берло торопливо, все чаще поглядывая в сторону Луары, — в Шалоне вы можете попросить приюта у приора Сен-Мориля. Он не откажется принять вас, и там вы сможете немного отдохнуть. Вы знаете, что владения церкви неприкосновенны.
— Церковь! — произнес Готье сквозь зубы. — Опять церковь!
Но Катрин, опершись о стол двумя руками, тяжело поднялась с места. В голосе Берло все сильнее звучали истерические нотки. Сенешалю было страшно, и думал он только об одном: как заставить незваных гостей убраться до того, как в Монжане появятся люди Жиля де Рэ. Тогда он сумел бы встретить их как подобает хлебосольному, радушному соседу.
— Хорошо, — сказала она со вздохом, — мы едем. Разбуди Сару, друг Готье, если, конечно, сможешь.
Она прошлась по комнате, поглядев, как и сенешаль, в окно, за которым небо светлело с угрожающей быстротой, потом потянулась, чтобы хоть немного стряхнуть усталость. Нормандцу никак не удавалось разбудить Сару, и он решил дело попросту: завернул цыганку в плащ и взвалил себе на плечо. Затем, повернувшись к Берло, смерил того холодным взглядом.
— Найдется у тебя лошадь для меня? Глаза Мартена Берло забегали.
— У меня есть только одна лошадь, — ответил он, — моя собственная. Я не могу ее отдать… это вызовет подозрения у монсеньера Жиля.
— Знаешь, что меня удивляет? — сказал нормандец, и губы его презрительно скривились. — Почему ты не уйдешь жить на ту сторону реки? Кого ты больше боишься: Жиля де Рэ или госпожу де Монжан, которая ненавидит своего зятя?.. А может, тебя пугает госпожа де Краон?
— Больше всего я боюсь дьявола! — произнес задетый Берло. — Но буду ему признателен, когда он утащит тебя в пекло.
— Аминь! — отозвался Готье, который постепенно приобщался к христианской религии. — Нам пора, госпожа Катрин! Лошадь у Сары крепкая и, пожалуй, выдержит нас двоих. Впрочем, бедняга сейчас вряд ли способна удержаться в седле. Чтобы ее разбудить, нужно проломить ей голову об стену.
Перед воротами замка они обнаружили уже оседланных Морган и Рюсто. Лошадей покормили и напоили. Маленькая кобыла издала радостное ржание при виде своей хозяйки и стала гарцевать от нетерпения. Пристроив спящую Сару на спину Рюсто, Готье с величайшими предосторожностями помог Катрин сесть в седло, а затем сам взгромоздился на лошадь. Славный Рюсто стоически вынес это новое испытание и не выказал ни малейшего неудовольствия, ощутив на себе двойную тяжесть.
— Дело пойдет, — одобрительно промолвил нормандец. Набрав полную грудь воздуха, он радостно воскликнул:
— Клянусь священными рунами! Я доволен, что мы покидаем это проклятое место. Куда бы нас ни занесло, госпожа Катрин, такой дурной компании у нас больше не будет. В путь!