Рассказ о том, что произошло в Монсальви, потом в Париже, в Шиноне и в Type, оказался кратким. Катрин его пересказывала не раз. О жизни ее до осады Ландри узнал от Эрменгарды. Мучительней была часть, когда надо было переходить к событиям вчерашней ночи. Чтобы нарисовать картину уничтожения деревни, Катрин с трудом находила слова, ей было тяжело их произносить, так как каждое слово вызывало в памяти страшный образ.
— Я знаю, как это происходит, — перебил монах. — К сожалению, для меня это зрелище не новое, и уже много раз я чудом оставался жив в подобных ситуациях.
— Много раз?
Он пожал плечами. У рта появилась грустная складка.
— Да. Похоже, что это и есть война! Продолжай, прошу тебя…
— Продолжать? Остается сказать самое трудное, мой Арно! He решаясь смотреть на него, она описала ему картину захваченного дома, человека под пыткой, насилованную женщину и потом, прижав ладони к лицу, сказала:
— И тогда я увидела того, кто командовал… Капитана Грома, моего супруга! Арно!.. Его!..
В комнате повисла тишина. Ландри не говорил ничего. Готье и Беранже перешли в другой конец комнаты, почти спрятавшись за занавесками у кровати.
Монах нагнулся и дотронулся пальцем до колена своей подруги детства.
— Что ты тогда испытала, Катрин?
Она устремила на него несчастный взгляд.
— Я не знаю… Сейчас уже не помню точно. Ужас, а потом разочарование… О! Это не то слово, и я не могу это передать. Это чудовищно, ты понимаешь… Почти то же, как в тот вечер, когда Кабош убил Мишеля перед нашим домом. Ты видел, что толпа с ним сделала, когда Легуа нанес последний удар? Это было кровавое месиво. Так вот, когда я вчера увидела Арно, я снова почувствовала что-то похожее. Он был там, передо мной, но мне казалось, что это не он. Мы спорили, называли друг друга страшными словами, были чужими, врагами. Я старалась дать ему понять, что я испытываю, но он был так далеко, что до него не доходили самые разумные, самые очевидные вещи! Можно было подумать, что в нем жила чья-то неизвестная воля, что-то вроде враждебной силы. Я поняла, что Арно не имел ко мне и тени доверия…
— Ты поняла, говоришь ты? Ты уверена, что не знала об этом давно?
Она мгновенно подумала и честно подтвердила:
— Ты прав. Мне все время кажется, что он мне не доверяет. Сначала я была для него девицей Легуа, и этого было достаточно, чтобы я ему внушала ужас. Затем были мои… отношения с герцогом Филиппом, которого он всегда считал своим главным врагом.
— Все те, кто служил королю Карлу, обычно так думают, — заметил Ландри. — Только у твоего супруга к ненависти на почве политики примешивается личная ненависть, ненависть мужчины. Это злая сила, о которой ты мне рассказала. Не думаешь ли ты, что она зовется ревностью?