— Вы что, издеваетесь? Парень, коллекционирующий человеческие уши. Да я бы с ним на одном гектаре...
— Попробуйте, это важно.
Я вновь послюнил палец и проделал ту же процедуру. Он в недоумении вскинул брови и нехотя проделал то же самое. Потом скорчил рожу.
— Вроде лимон... или лайм, — сказал он. — Это вы в своей провинции так работаете? У нас для таких дел лаборатория имеется. Напомните мне по пути, чтобы я купил порошки от поноса.
Он ждал от меня объяснений. Когда их не последовало, он с любопытством уставился на меня.
— Что все это значит? — спросил он.
— Да, может, ничего.
— Не валяйте дурака. Я же вижу, вы что-то скрываете.
— Ничего я не скрываю, перенервничал просто. Он достал сигарету и закурил. Потом вновь уставился на меня.
— Не нравится мне это, Робишо. Вы, кажется, сказали, что этот парень перед смертью признался в убийстве? Кого же он убил?
— Одну девушку из Нью-Иберия.
— Вы ее знали?
— Город маленький.
— Вы лично знали ее?
— Да.
Он закусил губу и вновь посмотрел на меня затуманенным взглядом.
— Не заставляйте меня переменить мое мнение о вас, — сказал он. — Вообще-то, я думаю, что вам лучше вернуться в Нью-Иберия и подождать там, пока мы вас не вызовем. В Новом Орлеане летом опасно.
Мы друг друга поняли, не так ли?
— Именно так.
— Вот и отлично. Я за простоту в нашей работе. За чистоту намерений, так сказать.
Он умолк, однако продолжал испытующе смотреть на меня. Потом его взгляд смягчился.
— Ладно, проехали. У вас дико усталый вид, — сказал он. — Может быть, заночуете в мотеле, а завтра утром все и расскажете?
— А это мысль. Пойду-ка я. Спасибо за заботу, — ответил я, попрощался с ним и вышел в ночь, где ветер пригибал верхушки деревьев и на черном небе, словно орудийные залпы, сверкали молнии.
* * *
Через три часа я уже был на полпути к водосбору Атчафалайя. Глаза мои едва не лопались от усталости, а разделительная полоса дороги так и виляла под левым колесом. Когда я с грохотом въехал на шаткий понтонный мост, грузовичок тряхнуло, и я едва удержался на сиденье.
Душа алкала выпить; изрядную порцию виски, желательно «Джим Бим», да потом запить «Джэксом» — и почувствовать, как растекается по жилам янтарная жидкость, поверить, что серпентарий в твоей душе наконец закрыт на замок. По обеим сторонам дороги располагалось великое множество каналов, заливов, бухточек, поросших ивняком островков, лунный свет серебрил серые стволы кипарисов. В шуме ветра и урчании мотора слышалась мне песня Джона Фогарти, та самая песня-предостережение, в которой поется о восходе кровавой луны, об ураганах и наводнениях и о том, что конец близок.