Я кинулся к стене дома, вжался в кипарисные доски стены и медленно-медленно пополз под окнами к крыльцу. Мне было слышно, как кто-то из них споткнулся о телефонный провод, сорвал аппарат с рычага и швырнул на пол. Ступни мои были разбиты в кровь, на лодыжке зиял рваный порез, но я не чувствовал боли. В голове у меня шумело, во рту пересохло, я судорожно соображал, понимая при этом, что я безоружен, что соседи в отъезде и я бессилен спасти Энни. По моему лбу словно назойливые насекомые ползли капли дождя и пота.
Оставалось одно — бежать на лодочную станцию, где был телефон. Вдруг дверь распахнулась, и оба стрелявших вышли на веранду; мне было слышно, как скрипят половицы под их ногами. Сначала шаги слышались в одном направлении, потом в другом. Единственное, что оставалось сделать одному из них, чтобы достать меня в упор, — перелезть через перила веранды. Внезапно шаги стихли, и я понял, что что-то привлекло их внимание. По грунтовой дороге в направлении моего дома с грохотом ехал грузовик-пикап, освещая себе путь единственной фарой. Я понял, что это Батист: он жил неподалеку отсюда и наверняка слышал выстрелы даже в такую грозу.
— Ч-черт, грузовик-то, похоже, сюда, — сказал один.
Второй что-то на это ответил, но из-за дождя я не разобрал слов.
— Можешь оставаться здесь и пристрелить его, раз тебе приспичило. Зря я сюда перся. Про бабу ты мне вообще ничего не сказал, — вновь заговорил первый. — С-сука, грузовик поворачивает. Я сматываюсь. В следующий раз сами разбирайтесь.
Я услышал, как он быстро-быстро побежал по ступенькам. Его сообщник некоторое время медлил — я слышал, как скрипит под его ногами пол, — потом резко развернулся и последовал за первым. Они бежали через сад с оружием наперевес, как пехотинцы во время марш-броска.
Я вбежал в спальню и зажег свет; сердце мое так и билось. Пол был усыпан стреляными гильзами и крупными дробинами, на спинке кровати и на цветастых обоях виднелись следы пуль. Простыня, которой она была по-прежнему укрыта, намокла от крови. Она лежала, отвернувшись к стене, ее белокурые волосы разметались по подушке, одна рука безжизненно свисала.
Я коснулся ее ступней, ее залитой кровью икры, я взял ее руку в свои, я гладил ее белокурые волосы. Наклонившись над кроватью, я поцеловал ее глаза, поднял ее руку и поднес ее к губам. Тут меня стало трясти, и я как подрубленный упал на колени возле кровати и уткнулся головой в подушку.
Не знаю, сколько времени я так пролежал, не помню, как поднялся на ноги; тело мое горело, я задыхался, желтый электрический свет резал глаза, на ватных ногах я добрался до комода и дрожащими руками достал из ящика пистолет и снял его с предохранителя. В моем мозгу уже рисовалась картина, как я бегу через сад наперерез их машине, и голос чернокожего парнишки из нашего взвода покричал над самым ухом: «Чарли надоело тут торчать. Бежим в туннель. Надерем им задницы, лейтенант».