Джонас заговорил через несколько секунд:
— Ты сказала Джулиане, что знаешь — каково быть обузой и каково чувствовать себя лишней. Твой отказ от любого общения с мужской половиной человечества объясняется этим опытом?
Она покачала головой.
— Нет.
— Тогда в чем дело? Почему ты не позволяешь мне хотя бы просто прикоснуться к тебе?
Зои тяжко вздохнула, смахнув упавшие на лоб пряди. Похоже, он не успокоится, пока не вытянет из нее все что можно о ее личной жизни. Что ж — значит, сегодня ему заснуть не удастся. Потому что Джонас Тейт — последний человек на свете, которому она намерена выкладывать подробности своего прошлого. Однако после такого удара в пах — пусть даже Джонас сам напросился — он, наверное, заслуживает объяснения с ее стороны. И все же Зои никак не могла решить, до какой степени она может быть с ним откровенна.
Но Джонас своим следующим вопросом сам дал ей возможность увильнуть от прямого ответа:
— Твое поведение никак не связано с воспитывавшими тебя тетками? Я все думал: может, они не зря были одинокими?
Зои улыбнулась.
— Мужененавистницами они не были, если тебя это интересует.
— Именно это.
— Нет, ничего подобного, — заверила она. — Мои родители погибли во время кораблекрушения, когда мне было три года. Тетки моего отца — одна была бездетной вдовой, а вторая вообще не выходила замуж — взяли меня к себе. Ни одна из них не испытывала особого восторга по поводу перспективы растить ребенка. И ни одна понятия не имела о том, как воспитывать девочку. Несмотря на гигантский рывок, который общество сделало в шестидесятые годы, тетя Селест и тетя Милли так и не смогли изменить дорогим своему сердцу сороковым, что касалось манер и правил хорошего тона. И когда я подросла, тетки только разводили руками. Они были в ужасе от меня. — Зои невольно хмыкнула. — Интересно, что, несмотря ни на что, я безумно люблю их. Понимаешь, сами они сохранили образ мыслей послевоенной Америки, но учитывали, что я вижу мир немножко другими глазами. И я люблю своих теток именно за их упрямый отказ поддаваться современному ритму жизни.
По улыбке Джонаса она увидела, что он рад ее объяснению, хотя это было не совсем то, о чем он спрашивал. Но ведь он-то вообще ничего о ней не знал, верно?
— Однако временами вам приходилось друг с другом нелегко, правильно я понял? Она кивнула.
— Да уж. Затаенная обида постоянно висела между нами. Ребенком я их с трудом выносила. Они меня — тоже. Должна признаться, что иногда я их намеренно доводила до белого каления. А однажды даже сбежала из дому, когда мне показалось, что я больше не в силах выдержать их… воспитания.