Вторая половина похода прошла без приключений. После пропажи Фрикэ Туммонгонг-Унопати совершенно успокоился. Исчезновение парижанина дикарь счел очистительной жертвой, и перестал сомневаться в успехе.
Кроме того, положение отряда улучшилось. Даяков и европейцев всюду встречали как освободителей, с радостью доставляли им все необходимое, с охотою указывали удобные дороги, — одним словом, экспедиция видела всюду искреннее радушие и самое усердное содействие.
Всюду путь был свободен, во всех кампонгах воинов принимали с радостью. Дикие жители малайских лесов убирали искусственные преграды, которые нагромождаются обычно около их деревень. Даяки никогда не расчищают лесов около своих жилищ, чтобы сделать кампонги недоступными для врагов. Они оставляют лишь небольшие тропинки, которые легко перегородить. Нередко случается, что путник встречает на дороге высокую засеку из бревен, ветвей и прутьев и вынужден или поворачивать назад, или вступать в бесконечные переговоры о разрешении пройти. Если пропустить соглашаются, то спускают высокую лестницу, по которой путник перебирается через преграду.
Конечно, такие хитрые сооружения очень удобны для защиты, но являются большой помехой при путешествиях.
Подобных препятствий не встречали наши друзья, которые быстро совершили переход через Батанг-Лупарскую цепь и вступили во владения раджи. Все шло как нельзя лучше до тех пор, пока они после небольшой схватки с малайцами не подошли к довольно большому блокгаузу.
Построенный из нетесаных тековых бревен и окруженный со всех сторон глубоким рвом, этот блокгауз был настоящей крепостью. Он стоял не в лесу, как даякские котты, а на открытой, расчищенной поляне, чтобы защитникам была видна вся окрестность и нападающие не могли воспользоваться никаким прикрытием. Такая крепость была для Андрэ новостью, он не ожидал увидеть ничего подобного.
— Плохой сосед у нас объявился, — сказал он Пьеру де Галю. — Пробить брешь в этом блокгаузе будет нелегко…
— Ну, вот еще! — перебил доктор. — Есть над чем думать! Простая куриная клетка.
— Вы думаете штурмовать эту кучу бревен? — спросил матрос.
— И даже взять ее, дорогой мой боцман.
— Что ж, хорошо. Я готов попробовать, господин Андрэ.
— Даже не расспросив, что и как?
Пьер де Галь рассмеялся и ничего не ответил.
— Над чем вы смеетесь, Пьер?
— Да как же… Извините меня, господин Андрэ. Я без дурного умысла, но уж очень смешно вы спросили. Разве об этом спрашивают? Разве французскому матросу разрешено рассуждать, когда ему приказывают что-нибудь делать? Ему скажут: «Матрос, плыви на батарею или на эскадру! » — и он плывет. Или говорят: «Матрос, тащи сюда Великого Могола, достань луну с неба, поймай черта за рога! » — и он… раз, два, три… готово, пожалуйте… Вот почему я и рассмеялся, когда вы мне так сказали, уж не обессудьте, господин Андрэ. Я смотрю на вас как на своего капитана или адмирала и считаю своим долгом слепо вам повиноваться. Поэтому так и знайте: если нужно взять блокгауз, мы его возьмем.