— Размен был исключен с самого начала — маменька строго-настрого запретила мне это делать. Хотя теперь я думаю, что был не прав, и сейчас вы поймете, почему, — хмуро сказал старик и положил перед Кириллом какую-то бумагу.
— Что это? — растерянно переспросил Олейников, пробежав глазами текст.
— Заявление о пропаже моей супруги, — объяснил посетитель. — Прошу вас ее немедленно найти. Три дня назад она сбежала с этим старым, с позволения сказать, прелюбодеем, объяснив свой аморальный поступок вот в этом письме, — и старик положил перед ошалевшим Кириллом еще одну бумагу, где аккуратным почерком было изложено следующее: «Прости за все! Не ищи. Без Федора мне жизни нет. Будь счастлив».
— Вы так любите свою супругу, что готовы простить ей измену? — спросил Кирилл, потому что нужно было хоть что-то сказать. Поверить в то, что говорит старик, было невозможно, так как Олейникову было всего двадцать пять, и он совершенно искренне считал, что нормальная, полная приключений и половых подвигов жизнь заканчивается около тридцати — а дальше начинается старость, серая, унылая и беспросветная.
— Моя Маруся легко простужается, если промочит ноги, — объяснил старик. — А она не взяла с собой достаточное количество шерстяных носков. К тому же, и лекарство от мигрени — а у нее мигрень часто случается — она тоже оставила дома. Поэтому я прошу вас ее найти как можно скорее и передать ей эти вещи. Я тут еще ее любимую шаль положил. Она ее вокруг поясницы повязывает, когда радикулит прихватывает, — старик вытащил из саквояжа полиэтиленовый пакет, положил его на стол перед окончательно ошалевшим оперативником и с надеждой заглянул в его выпученные глаза.
Олейников открыл было рот, чтобы отправить старика домой и сообщить ему, что они не занимаются подобными глупостями, но вместо этого спросил, заикаясь:
— У вас есть какие-нибудь предположения по поводу исчезновения вашей жены? Куда, по-вашему, она могла поехать?
— В Кокошкино. У нас там дача. Я уверен, она там, больше им деваться некуда.
— То есть вы хотите сказать, что точно знаете, где ваша жена, — растерялся Кирилл. — Но почему же вы сами туда…
— Помилуйте! — искренне возмутился старик. — Как же я могу туда поехать, если Маруся просила меня ее не искать? К тому же, это может быть неприлично — она же там не одна, а с мужчиной — а я своим внезапным приездом могу поставить ее в неловкое, конфузное положение.
— Н-да, — почесал макушку Олейников и подумал о том, в какое он сам положение может попасть, если кто-нибудь узнает, что он, по просьбе 90-летнего рогоносца, едет в Кокошкино с носками, шалью и таблетками для сбежавшей с любовником выжившей из ума старухи! Воображение у Кирилла всегда было развито очень хорошо: он живо представил себе воркующих скрюченных «голубков» преклонного возраста, и его слегка перекосило.