С этого дня Элеонора жила с Луи-Наполеоном. «Она заботилась о нем и любила его, — добавляет Альфред Нейман. — Она уже не работала гладильщицей, но продолжала благоухать свежим бельем. Она пела, смеялась, болтала, когда ему этого хотелось, и вдруг делалась молчаливой и незаметной, если он работал за столом или вел серьезные разговоры с друзьями, которые ей было трудновато понять. У нее был особый дар почувствовать, когда можно дать волю своей жизнерадостности, а когда следует ее приглушить. С помощью нескольких кусков материи она в мгновение ока преобразила две комнатки, из которых состояла камера, в нечто вполне обитаемое и даже уютное. Солдаты, которым было запрещено смотреть на нового Наполеона, посмеивались, встречая его жену, и называли ее императрицей. Этот титул ничуть не обижал Элеонору. За пределами двух своих комнатушек она держалась чуточку высокомерно. По тюремным коридорам и по улицам городка она вышагивала с достоинством монархини.
Все, конечно, были в курсе любовной связи принца и маленькой гладильщицы.
Об этом судачили и в Аме, и в Сен-Кентене, и даже в Париже… В окружении короля лучшие умы изощрялись в остротах и утверждали, что Луи-Наполеон, будучи человеком сдержанным, всегда «любил простую и здоровую пищу»… Шансонье от души веселились, сочиняя издевательские куплеты, а карикатуристы изображали принца отдающим погладить свою ночную рубашку с вышитым на ней орлом.
А пока орлеанисты насмехались, Луи-Наполеон и Элеонора, укрывшись за тюремными решетками, наслаждались чистой любовью. В повседневных заботах о своем любовнике, который в это время писал брошюру «Борьба с обнищанием», молодая женщина мечтала о том дне, когда она, возможно, воссядет на императорский трон. Воодушевленная этой странной надеждой, она со страстью изучала историю, географию, литературу и грамматику, которые принц продолжал ей преподавать…
Но однажды ей пришлось поволноваться. Комендант Демарль пришел предупредить Луи-Наполеона, что какая-то дама со специальным разрешением в руках, полученным в министерстве внутренних дел, желает его видеть. Речь шла о другой Элеоноре, г-же Гордон.
Луи-Наполеон принял ее. Как только она вошла, пышнотелая и неуклюжая, маленькая гладильщица сразу успокоилась.
— Г-жа Гордон явилась, чтобы предложить пленнику способ побега.
— Я встретилась с министром, г-ном Дюшателем, — сообщила она с волнением. — Он сказал, что вы представляете большое затруднение для правительства и что он ничуть бы не огорчился, если бы я захотела помочь вам сбежать. Разумеется, он не может приказать коменданту открыть ворота и закрыть глаза, но он считает, что вас без труда можно будет вывести, переодев в форму солдата. Ну а уж за пределами тюрьмы вас встретит человек, вручит паспорт, билет до Мехико и текст отречения, который вы должны подписать…