Принц сразу понял, что имеет дело не с какой-то дилетанткой. Поэтому он решил во что бы то ни стало удержать при себе эту необыкновенную любовницу и попользоваться ею всласть.
Но так как он все же хорошо знал свет, то постарался выразить свое желание в завуалированной форме:
— Я люблю вас, — сказал он.
Мисс Говард, сильно разволновавшись, разрыдалась.
— Вы же совсем не знаете моей жизни.
Опустив голову, она призналась, что пять лет жила с женатым мужчиной, от которого у нее есть сын. Луи-Наполеон улыбнулся:
— Ну и что же! У меня даже два сына. Два бастарда. Они родились, когда я находился в крепости Ам. Это плоды моего плена. Так что у нас теперь трое детей.
Мисс Говард, как и все женщины ее типа, отличалась быстротой мышления. Она мгновенно поняла, что интерес принца к ней может привести ее к большим высотам. Она знала, что, несмотря на два провала, Луи-Наполеон не утерял своего огромного престижа, что самые значительные лица Англии относились к нему с почтительной симпатией и что политические деятели, информированные на уровне Дизраэли, видели в нем будущего императора французов.
Кровать, на которой она лежала обнаженная поверх одеял и скомканных простыней, казалась ей первой ступенькой к трону.
Поэтому, предложив принцу очередную порцию своих знаний и навыков, она наспех оделась и поспешила к майору Маунтджою-Мартину сообщить, что решила его оставить.
Несчастный раскрыл в изумлении глаза:
— Но почему?
Она объяснила, что ей только что открылась любовь, которую к ней питает Его Императорское Высочество, и что в силу своей натуры она не может разрываться между двумя мужчинами.
Майор был человеком галантным и благородным. Он согласился на разрыв и оставил Херриэт ее состояние, владения, драгоценности и конный выезд.
Через несколько дней Луи-Наполеон покинул скромный отель, где жил до этого, и с великолепной непринужденностью великих мира сего перебрался в роскошное жилище, которое куртизанка недавно сняла на Беркли-стрит.
Его жизнь сразу изменилась. Благодаря состоянию любовницы он теперь мог устраивать приемы, охотиться на лис, разъезжать в экипаже по Лондону, совершать верховые прогулки на прекрасных лошадях, иметь свою ложу в Ковент-Гардене и одеваться как денди.
Ничего удивительного, что такой образ жизни шокировал нескольких людей с принципами, в том числе некоторых французов, с грустью взиравших на претендента на императорский престол, жившего на содержании у дамы полусвета. Одним из этих французов был Алексис де Валон, который однажды написал своей матери во Францию довольно суровое письмо по поводу сына Гортензии: