Марк знал эту проклятую машину и ненавидел ее всеми фибрами души.
Он нырнул в заросли рододендрона сбоку от дома и заглянул в окно гостиной. Брайан Галлахер держал его мать в объятиях и, кажется, собирался ее поцеловать.
Ошеломленный, Марк отпрянул в кусты. В голове шумела кровь, от душевной боли хотелось вопить во все горло. Как она может? Ведь она знает, какой он подонок… он никогда не бывал у них… с какой стати сейчас притащился? Если она снюхается с Галлахером, Марку в их жизни места не будет. Его выставят из дома, как Карла, и отправят в какой-нибудь вонючий пансион…
Ослепленный яростью, Марк схватил первое, что попалось под руку — камень размером с футбольный мяч, — и запустил его в лобовое стекло «порше».
Громкий звон доставил ему некоторое облегчение — точно кто-то открыл паровой вентиль. Схватив камень с переднего сиденья, он ударил им по сверкающей крышке капота. Жаль, что это не голова Брайана Галлахера! Кровь кипела у Марка в жилах. Он с остервенением лупил булыжником по капоту, по кузову и по боковой дверце.
После стольких лет этот сукин сын явился сюда качать права? Ничего у него не выйдет! Брайан Галлахер может одурачить маму, но Марка ему не одурачить! Марк зажмурился, но образ матери, рыдающей в объятиях этого негодяя, разрывал ему сердце.
— Я тебя ненавижу! — заорал он во все горло. — Мерзавец! Катись ко всем чертям!
Ди не была плаксой. По ее словам, когда-то она единственная во всей школе никогда не проливала слез. Такой осталась и по сей день. Разумеется, она была такой же чувствительной и мягкосердечной, как и все остальные женщины, просто лучше это скрывала. Когда ты мать-одиночка, приходится во многом себя ограничивать, даже в проявлении чувств.
Но когда Брайан посмотрел ей в глаза и сказал, что отказывается признать существование собственного сына, в ней что-то надломилось. Слезы делают человека слабым и ранимым. Ди презирала себя за то, что плачет, но ничего не могла поделать: слезы, копившиеся целых шестнадцать лет, хлынули ручьем.
— Я не прошу у тебя денег. — Она пыталась сдержать дрожь в голосе. — Я только прошу, чтобы ты признал Марка своим сыном. Ему нужна семья. Ему нужно…
Ее прервал звон стекла.
Брайан взглянул в окно:
— Что это, а?..
— Не знаю. — Ди пожала плечами. — Вроде бы на дорожке перед домом.
— О черт! — пробормотал Брайан, выпустив ее из объятий. — Мой «порше»!
«Порше»? Она только что изливала душу отцу своего ребенка, а он не способен думать ни о чем, кроме какой-то паршивой машины! Этот сукин сын должен благодарить Бога за то, что она не держит в доме ружье, иначе лежать бы ему сейчас в луже собственной крови.