От охватившего меня негодования я закипела, как чайник, хотя моя челюсть при этом испытывала невероятные мучения.
— Это глупо!
— Поэтому он и поживет у тебя некоторое время. Разумеется, пока я не подыщу ему что-нибудь.
Я взорвалась:
— А почему бы ему не пожить у родителей? Или у тебя? Отстаньте от меня. Он в считанные часы продаст мой музыкальный центр.
— Понимаешь, он уже заложил большую часть моих вещей. И маминых. Мы не можем принять его — любовь должна быть строгой. А если он поживет с тобой, то уж точно узнает, что такое строгая любовь. Быстро придет в себя. Но я найду кого-нибудь проследить за твоей квартирой, ради безопасности вас обоих. Убью, как говорится, двух зайцев.
В его голосе было нечто, заставившее меня дважды подумать, прежде чем отказать. И тут до меня дошла ужасная правда.
— Ты думаешь, что-то угрожает мне? — спросила я тихо, и мое лицо пронзила пульсирующая боль.
— А ты думаешь, кто-то напал на тебя, чтобы взять твою поддельную сумочку от Гуччи?
— Может быть.
— Сомневаюсь. Но хорошо, что хотя бы твой бумажник остался у тебя в брючном кармане.
— А где же он тогда?
— На подносе, под кроватью. Врачи сказали, что ты должна на шесть часов остаться в больнице — они осмотрят тебя, а потом ты можешь уйти. Позвони кому-нибудь, чтобы забрали тебя. Твою машину я отослал домой.
Медсестра вошла в палату и предупредила, что собирается сделать мне несколько обезболивающих уколов. Но самую сильную боль я почувствовала, когда она втыкала мне в руку иглу. Ненавижу иглы.
— Через минуту все пройдет, дорогая, — сказала она. — Ох, нет, не улыбайся. У тебя на челюсти рана величиной с Нулларборскую равнину. Если будешь двигаться, кровь сразу пропитает повязку, и нам опять придется ее менять.
Я услышала, как она поцокала языком. Как я ее ненавидела!
— Я позвоню тебе вечером насчет Нила, — сказал Сэм, шаркнув креслом.
— Ну что ты привязался! Я не хочу, чтобы он жил у меня! — процедила я сквозь зубы, как упрямый ребенок. — Не хочу, не хочу! Джок выклюет ему все глаза.
— А ну цыц, и делай то, что говорит твой бойфренд, — сказала медсестра. — А не то придется сделать тебе пластическую операцию.
И она расхохоталась — довольно дьявольски, на мой взгляд.
— Он не мой бойфренд, — прошипела я громко, когда медсестра удалилась. — Он мой кошмар.
Я подождала несколько секунд. Долго держать глаза открытыми я не могла и страшилась взглянуть в зеркало.
— Так о бойфренде не говорят, — сказал он, улыбаясь.
— Она ушла? — прошептала я.
— Да. Может, попросить их, пусть зашьют тебе рот? — весело предложил Сэм.