— Ты уже делал это раньше, — сказала вдруг Марет. Она не спрашивала, а утверждала.
— Да, — признался старик.
— Верно, — подтвердил Кинсон.
Он и сам был с Бреманом на Хейдисхорне в последний раз и теперь припомнил ту ужасную ночь с громом и молниями, когда по небу метались черные тучи, обрушивая на землю потоки дождя. Над поверхностью озера клубился пар, и оттуда слышались голоса, доносившиеся из подземных обиталищ мертвых. Он стоял на самом краю Сланцевой долины и смотрел, как Бреман, спустившись к воде, стал вызывать духи мертвых. Погода в ту ночь выдалась словно специально для этой жуткой цели. А видения предназначались не для Кинсона. Бреман же видел их, и они не предвещали ничего хорошего. Кинсон понял это по глазам старика, когда на рассвете тот наконец поднялся в долину.
— Все будет хорошо, — заверил соратников Бреман, и слабая усталая улыбка мелькнула в складках его угрюмого лица.
Они уже собирались ложиться спать, когда Кинсон подошел к Марет и присел рядом с ней.
— Возьми это, — произнес он, протягивая ей свой дорожный плащ. — Он защитит тебя от ночного холода
Девушка посмотрела на Кинсона долгим взглядом, от которого тому стало не по себе, и покачала головой.
— Плащ нужен тебе самому, житель приграничья. Кроме того, не стоит относиться ко мне иначе, чем к другим.
Несколько секунд помолчав, он негромко произнес, глядя ей прямо в глаза:
— Меня зовут Кинсон Равенлок.
— Я знаю твое имя, — кивнула она в ответ.
— Мне дежурить первому, и в это время лишний вес и тепло мне не нужны. Так что я не предлагаю тебе ничего особенного.
Марет, видимо, начинала сердиться.
— Я тоже буду дежурить, — настаивала она.
— Да. Завтра. Мы будем дежурить по двое каждую ночь. — Он старался держать себя в руках. — Так ты возьмешь плащ?
Окинув Кинсона холодным взглядом, девушка согласилась.
— Спасибо, — произнесла она равнодушно.
Кивнув, он поднялся и отошел, думая о том, что не станет торопиться предлагать ей что-нибудь еще.
Ночь стояла на редкость спокойная и такая красивая, что дух захватывало: небеса удивительного густо-лилового цвета были сплошь унизаны звездами и посеребрены четвертушкой луны. Огромные и бездонно глубокие, без единого облачка и сполоха света, они выглядели так, словно их сначала подмели гигантской метлой, а затем присыпали бархатистую поверхность алмазной россыпью. В некоторых местах звездные скопления напоминали расплескавшееся молоко. Кинсон восхищенно смотрел на них. Время застыло в этой стеклянной глади. До его слуха доносились привычные звуки лесной жизни, но они казались приглушенными, будто лесные обитатели, зачарованные ночью, как и он сам, на время забыли про свои обычные занятия.