«Интересно, что ОН предпримет теперь, когда полнолуние кончилось? — подумала Ольга. — Ведь он не оставит меня в покое. Придет следующей ночью? Или раньше?.. И зачем он хотел разбудить Марию? Что это ему даст? Неужели эта девица настолько безумна, что с радостью впустит его себе в душу?»
Ольга вспомнила давний сон: кто-то сжег деревню и перебил, саблями порубил, на лугу всех, кто в ней жил... Лежит, съежившись, хрупкая девочка лет тринадцати. Ветер треплет ее волосы, платье. У нее на бедре что-то темное — словно клеймо выжжено...
«Что это было за клеймо? О каком Предназначении твердил все время Цебеш и почему именно эту девочку выбрал для вселения души?»
И словно в ответ в голове ее зазвенели слова из Апокалипсиса, который Старик цитировал ей по памяти: «И он сделает то, что всем — малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам — положено будет начертание... И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо то число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть».
«Три шестерки, знак Зверя — вот что было на бедре у Марии, там, во сне... Но это ее тело! Неужели и у меня?» Рука сама задрала юбку, и Ольга с ужасом уставилась на родимое пятно — оно имело форму трех шестерок.
— Ольга! Да что с тобой?.. Что-то с ногой?
Ненависть сверкнула в глазах девушки, а рука перехватила посох, словно дубину. Описав дугу, посох обрушился на голову Ахмета. Не ожидавший удара Ахмет успел лишь чуть отклониться и, получив скользящий удар в висок, рухнул на камни.
— Стой! Что ты делаешь! Прекрати!..
Но Ольга не слышала крика Ходжи. Она уже не владела собой и могла лишь в истерике биться в клетке тела, захваченного проснувшейся Марией.
В ее сознании звенел радостный смех Сатаны:
«Теперь она пустит меня в свою душу, а тебя я выброшу, как ненужную ветошь...»
Мария склонилась над неподвижным Ахметом и вынула у него из-за пояса заряженный пистоль. Уверенной рукой взвела курок...
— Не-ет! Не смей!.. — Всей силой, всем своим существом Ольга вцепилась в эти хрупкие руки, наводящие пистоль на Ахмета. Руки девушки дрожали от напряжения. А сверху, бросив лошадь, бежал, спотыкаясь о камни, Ходжа. В его правой руке уже блестел выхваченный на бегу баделер.
У нее получилось. Лоб покрылся холодным потом, а по телу, вновь покорившемуся ее воле, пробежала нервная дрожь. Только ненависть и страх — больше ничего не было в душе той, настоящей Марии, завладевшей на миг телом. Теперь Ольга могла бы спокойно вздохнуть, но Ходжа был уже совсем рядом, и он видел лежащего Ахмета, пистоль в ее руке... Пистоль...