— Да-да, ваша милость, вы правы. — Капитан стремительно, почти строевым шагом, двинулся к двери... На полпути остановился. Рванулся к своему столу и, не найдя там колокольчика, истошно закричал:
— Йован!
— Я здесь, ваша милость.
— В мою карету немедленно запрячь четверку лошадей — самых лучших. Сходи... Э, нет. Я сам схожу за деньгами... Расписка! Бумагу и чернила господину послу. — С этими словами он скрылся за дверью, оставив Йована стоять в полном недоумении.
— Ну, что ты встал столбом? — спросил Цебеш, чуть приподняв кончик своей полированной трости над полом. — Перо, бумагу, чернила сюда и распорядись о карете.
— Капитан, что, едет в Грац?
— Нет, идиот. Я еду в Вену.
Через пару часов они уже были в пути. Неуклюжая карета неслась куда-то в ночную тьму. Старик, сидя на козлах, то и дело погонял лошадей, а Ольга сидела внутри. Невыносимая тряска. От нее не спасали ни мягкая обивка сидений, ни полдюжины подушек. Двигаться по дорогам Штирии ночью было небезопасно, так что никто не встречался им на пути. Только изредка мимо занавешенных окон кареты проплывали огоньки и лаяли дворовые псы. Это оставалась позади еще одна деревня, хутор, поместье.
Среди ночи они прибыли в Лейбниц — городок, чуть более крупный, чем Вис. На мосту их окликнула стража, но Старик рыкнул по-немецки:
— Валашский посланник. Срочно в Вену! — кинул в них парой монет, и карета, почти не замедлив хода, загрохотала колесами по доскам моста.
Остановились они у одного из городских трактиров. Спрыгнув с козел, Цебеш открыл дверцу кареты:
— Выходи.
Он был бледен как смерть и еле стоял на ногах.
— Что с вами? Вы выглядите так...
— Как в ту ночь, когда вселял тебя в это тело? — хрипло засмеялся Старик. Потом сунул ей в руку горсть монет. — Пойди купи мешок овса для лошадей, большой кусок хорошего копченого мяса, сыра, хлеба, молока и вина, да пусть нальют в оплетенные лозой кувшины, а то разобьется в дороге. Скажи — для пана Цебеша. И побыстрее. Я не привык ждать.
— Но я же не знаю, сколько тут что стоит!
— А ты не торгуйся.
— А как же вы... Разве можно так раскрываться?! Наверняка же скоро пошлют за нами погоню.
В ответ Цебеш зарычал что-то трехэтажно-нецензурное по-немецки и толкнул ее к трактирной двери.
Через четверть часа они уже оставили Лейбниц позади. Старик изо всех сил нахлестывал лошадей, и карета легко неслась по ровной, утоптанной дороге на Грац.
Хорват был вне себя. Он орал, переходя с немецкого на хорватский, с хорватского на турецкий и с турецкого на латынь, приправляя все это добротным славянским матом.