– Ой, я уж так терплю, но... Сам знаешь.
– Главное, к какому-нибудь жилью прибиться. Да вот ни черта нет. Все вокруг посжигали.
– А если где не сожгли, так ведь немцы, – сказала Клава с наболевшей тоской. Видно, она об одном этом только и думала всю дорогу.
– Немцы, конечно, – невесело согласился Левчук.
Он старался вести себя сдержанно и с виду казаться безразличным к ней, а внутри в нем все возмущалось – такого поворота событий он не ожидал. Еще вчера он сидел на Долгой Гряде и думал только о том, отобьют очередную атаку карателей или нет, а если нет, то куда и как бежать, где спасаться. И вдруг это проклятое ранение, которое все так переиначило, навалив на него новые обязанности с Тихоновым да еще с Клавой. Что ему теперь делать, если ей вдруг приспичит? Он даже начал бояться, чтобы этого не случилось тут же, и искоса поглядывал на нее. Но Клава, полежав немного и, наверно, переведя дух, села ровнее на ватнике, по-прежнему опираясь оземь руками. Ее шитые на заказ кожаные сапожки с белыми, вытертыми о траву носками были мокрые, юбчонка тоже подмокла снизу, и Левчук сказал:
– Сними сапоги. Пусть подсохнут.
– Да ну...
– Сними, сними! – И, поняв, что ей неловко сделать это в ее состоянии, поднялся. – А ну дай!
Левой рукой он стащил с ее ног один, а затем и другой сапог. Клава после минутного замешательства почувствовала себя свободнее и подняла к нему благодарный взгляд.
– У тебя как плечо? Перевязать, может?
– Ерунда. Не надо.
Он уже притерпелся к ране в плече и все жалел, что пошел в санчасть, лучше бы остался в роте. Глядишь, пробился бы со всеми из кольца и не знал бы забот, которые теперь одолевали его.
– Ну и Тихонов! Не знаю даже, что и думать, – сказал он, присев на траве невдалеке от Клавы.
– Испугался. А может...
– Испугался, факт. Но что бы мы делали, если бы не испугался?
– А может, он ради нас? – сказала Клава.
– А кто его знает? Разве теперь поймешь? Чужая душа – потемки.
– Знаешь, хорошего человека издали видно.
– Ну да! А плохие, они, думаешь, не маскируются? Вон как тот гад? Уж такой симпатяга был...
– Ты о ком?
– Все о том же.
– Что теперь о том говорить! – недолго помолчав, сказала Клава. – После мы все умные.
– Вот именно – после. И умные и строгие. А поначалу такие добренькие. Уши развесили, а он нож в спину.
– Платонов и тогда говорил: есть подозрение. Но ведь доказательств-то не было.
– А, доказательств ждал? Ну и дождался.
Они помолчали недолго, Левчук, откинувшись на локоть, кусал травинку, обводя взглядом сосняк. И Клава, что-то преодолев в себе, заговорила негромким голосом: