Одним из условий, выдвинутых Дорри, было то, чтобы детей не отдавали свояченице Кларе Хопкинс, которая всегда ненавидела его и настраивала против него жену. Но Пэрис узнала об этом позже.
Когда Пэрис рассказывала в прямом эфире о том, что детей отпустили, ее голос был хриплым от усталости, да и выглядела она не слишком хорошо. Закончила она свой репортаж словами о том, что все стали смотреть на ситуацию с большим оптимизмом.
– Много часов казалось, что все неумолимо движется к трагическому концу. Но теперь полиция надеется, что выход детей из дома стал поворотом к лучшему.
Ее последние слова заглушили два громких выстрела. Пэрис и остальные репортеры замолчали. Никогда раньше она не слышала такой внезапной и жуткой тишины.
И эту тишину разорвал третий, и последний, выстрел.
Пэрис еще раз взглянула на вырезку из газеты и, аккуратно сложив ее по прежним сгибам, спрятала за своей фотографией в бумажнике Джека. Она положила бумажник обратно в коробку, и ей стало нехорошо при мысли о том, что если бы Джек связал события того дня с тем, что произошло потом, он никогда бы не стал хранить эту заметку, а разорвал бы ее в клочья.
Она была маленькой женщиной. Руки, комкавшие мокрый носовой платок, могли бы принадлежать и ребенку. Ноги она скрестила в щиколотках и спрятала под стулом. Она нервничала так же отчаянно, как студент перед ответственным экзаменом.
Кертис представил их друг другу.
– Миссис Тони Армстронг, познакомьтесь с доктором Мэллоем.
– Здравствуйте, миссис Армстронг.
Кертис вел себя с этой женщиной так же галантно, как с Пэрис.
– Я могу предложить вам что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо. Как вы думаете, сколько времени это займет? Я должна забрать детей в четыре часа.
– Вы освободитесь намного раньше.
Дин прибыл на эту встречу через тридцать секунд после вызова. Этого времени ему хватило, чтобы проводить до дверей Гэвина и Лизу. Он не знал, зачем его вызвали и почему он должен присутствовать при этой беседе. Мэллой стоял, прислонясь к стене, и молча наблюдал за происходящим.
Миссис Армстронг явно не относилась к разряду хрупких фиалок, как можно было бы подумать, судя по ее внешности. Ей, вероятно, показалось, что ее не хотят выслушать, поэтому она положила конец обмену любезностями и прямо перешла к делу:
– Мистер Хэтавэй передал мне, что вы хотели со мной поговорить, сержант Кертис. Я пришла, но никто не объяснил мне, о чем вы хотите говорить со мной. Следует ли мне пригласить моего адвоката? Или у моего мужа неприятности, о которых я не знаю?
– Если это и так, то нам об этом также ничего не известно, миссис Армстронг, – мягко ответил Кертис. – Но он нарушил правила своего условного наказания, не так ли?