Пока они ужинали, ей все-таки пришлось говорить одной. Обычно на ее аппетит не влияла компания за столом. Но в тот вечер все было по-другому. Она слишком остро ощущала его присутствие.
У него были длинные, изящные пальцы — пальцы художника, подумалось ей. Но его ногти были коротко подстрижены и тщательно вычищены — как истинные ногти солдата. «Интересно, — подумала она, — каково ощущать прикосновение его пальцев к голой спине?» Но она моментально прогнала эту мысль.
Напряжение буквально висело в воздухе. А капитан Блейк старался есть так, как он ел бы в компании офицеров, но быстро понял, что не может избавиться от чувства, что она следит за каждым его движением, как и он следит за ней. Он лихорадочно пытался найти какую-нибудь тему, чтобы поддержать разговор, но понял, что все бесполезно и что придется ему ограничиться ответами на вопросы. Она имела привычку, разговаривая, наклоняться вперед, так что ее груди почти касались края стола. Каждый раз при таком соприкосновении у него на целый градус повышалась температура. И еще она имела привычку, которую он замечал и раньше, искоса смотреть из-под полуопущенных ресниц.
Он мысленно выругал себя за то, что не вернулся в гостиницу, узнав, что ее компаньонка отсутствует. Интересно, сколько еще времени ему придется просидеть за столом, прежде чем можно будет извиниться и встать из-за стола? Он и понятия не имел, как поступают в таких обстоятельствах. Однако ужин вдвоем был и сам по себе крайне неприличным.
Воздух в комнате аж пульсировал от напряжения.
— Если вы закончили, не перейти ли нам в гостиную? — спросила она с улыбкой.
— Благодарю вас, мэм, но мне пора. Завтра нам нужно выехать пораньше.
Она встала, почувствовав несказанное облегчение, избавившись от необходимости сидеть вдвоем за одним столом. Но она не могла позволить ему уйти. Какое-то дурацкое упрямство не разрешало ей сделать то, что следовало бы сделать и что ей хотелось бы сделать, — отпустить его.
— Но еще не поздно, капитан Блейк, — сказала она, беря его под руку. — И мне будет ужасно скучно, если придется целый вечер просидеть в одиночестве. Неужели вы обречете меня на скуку? — Она улыбнулась и взглянула на него из-под ресниц тем самым взглядом, который, насколько она знала, сводил мужчин с ума. Она острее, чем раньше, почувствовала, какой он высокий, широкоплечий и мускулистый. Неожиданно мелькнуло опасение, что она играет с огнем. Но она предпочла не обратить на него внимания.
Он больше не сопротивлялся, и она даже в какой-то степени была разочарована, надеясь, что он все-таки проявит настойчивость и уйдет. Надо о чем-то говорить, думала она. Нельзя молчать.