Септимус Секст поклонился консулу, а затем подошел к Юлии и, спокойно взяв ее за руку, обошел весь зал и помог девушке расположиться рядом с ее отцом. Пока он держал ее за руку, Юлия не чувствовала под собой пола. Она плыла, словно невесомая Ника, ее ноздри щекотал аромат апельсина и сандала, исходивший от ее спутника. Юлия чувствовала твердость и надежность его руки.
— Юлия! — Квинт окликнул дочь, которая как зачарованная смотрела на Септимуса Секста, который отошел от их места, чтобы занять свое место, рядом с Корнелиусом Агриппой.
— Что… Что, папа? — Юлия не сразу обернулась к отцу, но когда все-таки их глаза встретились, Квинт увидел совершенно другую дочь. Эти влажные, лихорадочно блестящие глаза, словно у пьяной. Эта блуждающая, отрешенная улыбка. Этот румянец, полуоткрытые губы… Неужели это произошло? Неужели Септимус Секст смог влюбить в себя дочь Квинта за считанные минуты?
Весь вечер Юлия неотрывно смотрела на Секста. Он принял участие в беседе с философами, очень удачно ссылаясь на греческие философские школы, с которыми Юлия была знакома, благодаря Лито, и проявил удивительное остроумие и отличное понимание самых сложных и спорных моментов. Юлия слушала его голос как музыку, все больше и больше попадая под влияние непобедимых чар Секста. Он был умен, весел, остер на язык, и так красив… Зеленые глаза, прямой нос, четко очерченный подбородок, красивый чувственный рот… Должно быть, так выглядит Марс-бог войны. Не укрылось от внимательных глаз девушки и то, что все женщины вокруг смотрели на Секста с вожделением, но он был холоден к улыбкам, взглядам, и даже весьма откровенным фразам, в которых содержалось явное приглашение.
Юлия отчетливо запомнила момент, когда к ее отцу подошел старый Корнелиус Агриппа, неприятный старик. Лицом он напоминал ящерицу. Он приходился Септимусу Сексту дядей, и был назначен опекуном, после загадочной смерти родителей Септимуса. Корнелиус Агриппа попросил Квинта пройти с ним на террасу для важного разговора. Юлия посмотрела в сторону Секста и увидела, что тот смотрит на нее и улыбается точно также как и два часа назад, когда она увидела его стоящим возле колонны. Взгляд его был неприлично долгим. Это снова привлекло всеобщее внимание. Юлия трепетала, но все же нашла в себе силы капризно надуть губы и горделиво отвернуться. Она ожидала, что Септимус подойдет и заговорит с ней. Однако, через несколько минут, снова взглянув в его сторону, она увидела, что Септимус отвернулся, и завел разговор с генералом Клавдием Севером, который недавно стал всеобщим посмешищем. Он долгое время, с настойчивостью осла, добивался благосклонности одной греческой гетеры, которая уклонялась от свидания с ним всеми возможными способами. Клавдий издержал состояние на подарки ей, чуть было не сорвал наступление армии на Карфаген, задержав свои легионы в Теренте, и когда, наконец, был приглашен ею на ложе, то нашел дом совершенно пустым. Карбелия, так звали гетеру, скрылась вместе со всеми дарами генерала, оставив Клавдию монету с изображением Сципиона — карфагенского полководца. У врагов семьи Северов появился повод шутить, подбрасывая кому-нибудь из злополучного семейства мелкие карфагенские монеты. Катон терпел Клавдия в качестве генерала только по одной-единственной причине — Северы содержали несколько кагорт на свои деньги.