В кухне стоял дымный чад. Обстановка как в аду. И три лишь предмета несколько скрашивали картину, составляя вместе изящный натюрморт: большая корзина с дорогими фруктами, только что доставленными из Вест-Индии, сервиз из веджвудского фарфора — подарок хозяйке в день ее шестидесятилетия от самого Исайи Веджвуда, и бельгийская хрустальная ваза, в которой сейчас одиноко торчала свежесрезанная ярко-алая роза. Лучи солнца отражались в гранях хрусталя, что придавало мрачной атмосфере кухни какой-то почти праздничный вид.
У тех, однако, кто был на кухне, не было ни времени, ни желания обращать внимание на то, что могло бы восхитить какого-нибудь эстета. Они все были заняты делом — либо, по крайней мере, усердно создавали такую видимость под суровым взглядом старшей поварихи, которая тут правила.
В данный момент эта суровая блюстительница дисциплины и порядка занималась взбиванием яиц для омлета, который должен был быть подан ее милости, леди Макинси, в девять часов утра, не раньше и не позже. Это занятие, однако, не мешало ей внимательно следить за всем, что происходило в этом ее маленьком государстве. Никто из ее подданных не должен прохлаждаться, все должны работать — иначе вон отсюда!
Работа действительно шла вовсю. Один поваренок опаливал тушку курицы к обеду — в воздухе распространился тошнотворный запах горелых перьев; другой, Бонни, помешивал сахарный сироп для пудинга — щеки его раскраснелись от печного жара. Судомойка скребла сковородки и кастрюли, а Уинклер, мальчишка на побегушках, подметал пол.
За столом для прислуги сидел Хиггинс, дворецкий, и, читая вчерашнюю газету, выброшенную ее милостью, попивал крепкий чаек. Он был как бы из другого мира, что и старался изо всех сил показать, делая вид, что не замечает ни шума, ни гама.
Выше его в иерархии был только домоправитель, а так — все остальные слуги, в принципе, были его подчиненными. В управление кухней он, однако, раз и навсегда мудро решил не вмешиваться. Это было делом старшей поварихи. Она командовала здесь, как сержант своим взводом, и горе тому, кто осмелился бы вторгнуться в ее прерогативы! Хиггинс, во всяком случае, этого делать не собирался: он не любил конфликтов и склок; поэтому, приходя на кухню попить чаю, он вообще избегал каких-либо разговоров или комментариев.
Так, каковы же последние лондонские сплетни? Дребезжащий звук металла отвлек Хиггинса от газеты. Он бросил взгляд на дверь, ведущую к погребу с углем, и увидел, как в проеме появилась фигура замарашки, которую звали Дэвон. Она тащила ведро с углем — ее саму было едва за ним видно. Столько шума из-за этой малявки! Хиггинс с невысказанным упреком поджал губы. Так что же все-таки в газете? Не то чтобы этот ребенок совсем был ему безразличен, скорее наоборот, но и здесь жизнь его научила, что лучше ни во что не вмешиваться. Ему было жалко эту малышку Одежда мешком висела на ее тощем тельце: похоже было, что ее сперва вываляли в угольной яме, а потом сверху накинули лошадиную попону. Да, не повезло девчонке в жизни, с самого начала, но что поделаешь! Подкидыш, и не леди, и не совсем служанка, сирота в доме собственного отца..
