Покосившись на дворецкого, она прокашлялась:
— Мой лорнет, Хиггинс. Я хочу посмотреть на него, прежде чем решать его судьбу.
Хиггине взял со стола очки и вложил их в покрытую голубыми венами руку леди Макинси. Он улыбнулся про себя, наблюдая, как жеманно она подняла лорнет и взглянула сверху вниз на стоявшее перед ней дитя. Такое жеманство было ей свойственно — но до того трагического инцидента, который стал причиной гибели сына и его семьи. После этого случая уже мало что в ней напоминало ту леди, которую он знал на протяжении предыдущих двадцати пяти лет. Скорбь буквально сломала семидесятилетнюю женщину: раньше у нее была крепкая, даже слегка полноватая фигура — сейчас она исхудала до неузнаваемости: кожа да кости. Очень редко бывало так, что чувство скорби отступало, и перед ним вновь представала гранд — дама, которую он знал. Вот что — то подобное, кажется, происходит и сейчас…
Леди Макинси задумчиво оглядела фигурку стоявшей перед ней Дэвон и затем обратила на Хиггинса взгляд, изображавший удивление.
— Этот ребенок — девочка, Хиггинс.
— Да, миледи, — ответил тот, внимательно рассматривая противоположную стену и стараясь не обнаружить своей улыбки.
Леди Макинси нахмурилась, морщины вокруг рта стали глубже. Теперь она опять перевела мрачный взгляд на Дэвон и с видимым отвращением причмокнула языком.
— Куда идет этот мир? Теперь уже и девчонки воруют.
— Да, миледи. Вот и старшая повариха так считает. Она хочет, чтобы виновницу забрал шериф и чтобы ее повесили — другим в назидание.
— — Наверно, мне придется прислушаться к этому мнению, — произнесла леди Макинси, не спуская глаз с тонкого, бледного лица Дэвон.
Хиггинс изобразил удивление.
— Миледи, ей всего десять лет . Вы же не захотите видеть ее на виселице?
Леди Макинси сделала Хиггинсу незаметный знак: «молчи!», и что — то вроде улыбки появилось на ее губах — пожалуй, это было впервые после смерти сына.
— Я приму решение о ее судьбе после того, как услышу от нее, почему она украла один из моих апельсинов.
Хиггинс глянул на Дэвон и передал приказание:
— Скажи леди Макинси, почему ты взяла апельсин?
Упершись глазами в ковер, Дэвон молчала, не решаясь ни взглянуть на свою бабушку, ни начать с ней разговор.
— Дитя, тебе нечего бояться: я не сделаю тебе ничего плохого, если ты скажешь правду. Я ведь справедлива к моим слугам. Теперь скажи, почему ты взяла апельсин.
Дэвон облизнула сухие губы, она бросила сердитый взгляд на Хиггинса, медленно подняла голову, чтобы рассмотреть женщину, которая сейчас будет ее судить. Зеленые глаза цвета лесной опушки в сумерках — широко, беспокойно раскрыты. — Я была голодная.