«Весь век он будет есть и пить досыта.
Грех первородный всех обрек хворать,
Всем в лекаре нужда до самой смерти».
Меня ж влекло иное. Что причиной?
Ум въедливый или, быть может, чары
Заморских тех вещиц – убранства «детской»?
Началом анатомии я мыслил
Не сердце человека и не руки,
Но существа, чьи ткани много проще:
Букашки, мошки, червячки, жучки.
Что к жизни ключ? – Безглазый белый червь,
Питающийся человечьей плотью,
Снедаемый потом дворовой птицей,
Что человеку подадут на ужин —
И круг замкнётся. «Жизнь неразделима», —
Мне думалось. – «Разумный анатом
Начнёт с нижайшей из её ступеней,
Наиближайшей к Матери-Земле».
Не в этом ли причина? Или в том,
Что мною овладел мохнатый, чёрный
Бес во плоти – с кулак величиною
Из кабинета редкостей паук?
Иль образы берберских мотыльков,
За крылья чёрные как смоль распятых
Нам на забаву?
Странные созданья,
Они, однако, тоже были жизнь
(Хотя, как я, душой не обладали).
«Родство меж нами», – мнилось мне тогда.
Единосущно всё, и сущность эта —
Стеклянистый Белок, златой Желток,
Яйцо, по верованиям египтян
Начало миру давшее, в Эребе
Быв выведено чернокрылой Ночью.
Сияньем оперенный, из Яйца
Исторгся Эрос и, появши Хаос,
Посеял семена всего живого.
Как знать, не открывает ли намёком
Нам истину орфическая баснь…
Я стал исслеживать истоки жизни.
Что в том недолжного? Никто как Бог
Дал мне глаза, и руки, и сноровку
Соорудить помощника из меди,
Державшего мне линзы терпеливо
Над крохами живого вещества,
А я глядел в магические стекла,
Учился увеличивать, что вижу,
Сильней, сильней, покуда не открыл
Среди хитросплетенного порядка
И связи, и ступени становленья.
Мне было нипочём разъять глаз мухи,
Так роговицу комара приладить,
Чтоб сквозь неё увидеть колокольню
Вниз шпилем, многократно повторённой:
Лес игл без ангелов на остриях.
Пыльца-кольчуга мотыльковых крыльев,
Кривые когти на мушиных лапках —
Мне в мире сем открылся новый мир,
Мир истинный, чудесный, полный жизни
В обличиях диковинных существ.
Вот ты к моим губам подносишь кружку:
Когда б имел я линзы, мы бы в ней
Увидели взамен прозрачной влаги
Биение и яростные корчи
Хвостов драконьих, коим несть числа —
Виясь и помавая волосками,
Они блуждают в капле, как киты
Скитаются в безбрежных океанах.
Оптическая линза – лезвиё.
В увеличеньи скрыто рассеченье.
Единое – как здесь – предстанет многим,
А гладкое – нецельным, ноздреватым:
На коже дамы ямины зияют,
В чешуйках волоски её кудрей.
Чем чаще Множественность я встречал,
Тем был упорней в поисках Единства —
Первоматерии, Природы лика,
Что лишь в изменчивости постоянен.
Я усмотрел Закон в метаморфозах