Вэл оглядела нагого Эвана Макинтайра, растянувшегося на постели. Он чем-то напоминал Ревербератора, но в перевёрнутом цвете: вся средняя часть тела у него бледная – от светло-желтоватого до настоящего белого, зато конечности – у жеребца белые! – у Эвана, наоборот, коричневые. И лицо – вполне лошадиное! Вэл прыснула. Потом проговорила:
– «Питайся яблоками, о Любовь, пока твоя пора…»
– Что-что? – не понял Эван.
– Это Роберт Грейвз. Обожаю его стихи. Они меня… воспламеняют.
– И как же там дальше? – спросил Эван с интересом. Он дважды заставил её прочитать всё стихотворение, потом сказал: – Да, это очень хорошо. – И повторил особенно запомнившиеся строчки:
Питайся яблоками, о Любовь, пока твоя пора,
Меж тьмой ходи и тьмой в сияющем пространстве,
Что уже чем могила, но отнюдь не столь покойно.
– Вот уж не думала… – Вэл замялась.
– Не думала, что преуспевающие юристы могут быть неравнодушны к стихам? – Эван усмехнулся. – Весьма упрощённое и вульгарное суждение, дорогая моя.
– Прости, пожалуйста. Лучше скажи… мне интересно… почему ты неравнодушен ко мне?
– Мы хорошая пара. Например, в постели.
– Да, но…
– Мы вообще хорошая пара. Не случайно же мы вместе. А ещё мне хотелось увидеть, как ты улыбаешься. Я подумал – прелестное лицо, но на нём почему-то застыла гримаса разочарования – ещё немножко, и её будет не согнать…
– Значит, это всё из любви к ближнему? – с призвуком той Вэл, из Патни.
– Что за глупые слова.
Впрочем, он с детства был любитель чинить и спасать. То исправит сломанную модельку автомобиля, то поднимет чьего-нибудь упавшего змея, отремонтирует и снова запустит в небеса, то притащит домой бродячего котёнка…
– Знаешь, Эван, я не умею… не умею быть счастливой. Я и тебе жизнь попорчу.
– Всё зависит от меня. То есть не только от тебя. Питайся яблоками, о любовь, пока твоя пора…
Помеха возникла, или, вернее сказать, вмешательство произошло на берегу Бэ-де-Трепассэ, Бухты Перешедших Порог, в один из тех дней, когда переменчивая бретонская погода вдруг решает рассияться. Стоя среди песчаных дюн, Роланд и Мод глядели в море: пологие волны неспешно накатывали с просторов Атлантики; золотисто-янтарные нити света то здесь, то там пронизывали, оживляли сероватую зелень вод. Воздух был тёпел, точно парное молоко, и пах солью, и нагретым песком, и ещё, отдалённо-остро, какой-то сухопутной растительностью: вереском? можжевельником? сосновой хвоей?..
– Интересно, без своего названия, эта бухта тоже была бы волшебной и зловещей? – спросила Мод. – Она кажется такой солнечной, невинной…