— Трудно тебе после того на холопа нашего смотреть? — прошает государыня-мать, угадавши мучения сына. — Давай продадим!
— Что ты, мамо! — пугается он. — Да без холопа в доме маета одна, да и не думаю я того, блазнь одна, мара! Прости, мать, что растревожил тебя!
Темнеет. Ярче горит лампада. Они сидят вдвоем, сумерничают, не зажигая огня. Может, и вся награда матери за вечный подвиг ее, за вечный материнский труд вот так изредка молча посидеть рядом с сыном, а затем вновь и вновь провожать на росстанях, видя, как с каждым разом все дальше и дальше уходит он от тебя.
Только к зиме измученный нижегородский полон добрел до главного татарского юрта в излучине Дона. Брели раздетые, разутые, голодные, брели и гибли в пути. Отчаянные головы кидались под сабли. Счастливчики, вырываясь из смертных рядов, хоронились в чащобе по берегам степных речушек, питаясь кореньями съедобных трав и падалью, пробирались назад, в Русь, и в свой черед гибли в пути… А то прибивались к разбойным ватагам бродников и тогда вскоре начинали с дубинами выходить на торговые пути, без милости резать и грабить проезжих гостей торговых, убивать пасущийся скот, зорить, не разбираючи, редкие поселения татар-землепашцев и русичей, одичав до того, что и человечиной не брезговали уже в черные для себя дни, пили, приучая себя к жестокости, крови, по страшной примете разбойничьей обязательно убивали, выходя на дело, первого встречного, будь то хоть купец, хоть странник убогий или даже старуха странница, бредущая к киевским святыням ради взятого на себя духовного обета… Тогда-то и сложилась мрачная шутка ватажная, когда, зарезав старуху, разбойник жалится атаману:
— Зря убил! Все-то и было у старой две полушки!
— Дурак! — отвечает атаман. — Двести душ зарежешь, вот те и рупь!
Про то и песня сложена:
Как со вечера разбойник Он коня свово поил, Со полуночи разбойник Он овсом его кормил.
А поутру он, разбойник, Он оседлывал коня, Молодой своей хозяюшке наказывал:
«Ты не спи-ка, не дремли, Под окошечком сиди!»
Я сидела и глядела Вдоль по улице в конец:
Вот не идет ли мой миленькой, Не воротится ль назад?
Гляжу — миленький идет, Девяти коней ведет, На девятом, на вороном, Сам разбойничек сидит.
Подъезжает ко двору, Трижды тростью в ворота:
«Отворяй, жена, ворота, Пускай молодца во двор!
Еще вот тебе подарок, Не развяртывай, стирай!»
Не стерпела, развернула — Не устояла на ногах, Увидала рубашечку знакомую.
«Уж ты вор ли, вор-губитель, Зачем брата зарезал, Ты зачем брата зарезал, Свово шурина сгубил?»
«Я за то его зарезал, Перва встреча встретилась.