Мысли о том, что ей придется быть одной, чуть не заставили Элизабет отказаться от ужина и бала, но Стелла даже не стала слушать ее объяснения:
— Не будь смешной, дорогая! Хуан будет нашим общим кавалером, и все пройдет нормально. А теперь не спорь со мной, потому что ты знаешь, как я страшна во гневе!
Последние слова Стелла произнесла с напускной категоричностью. И Элизабет не поняла, шутит она или говорит серьезно.
По настоянию Стеллы, Элизабет даже не стала заезжать в отель перед вечером. Туда в спешном порядке была отправлена еще одна записка, и через некоторое время Мэри Имс появилась в доме на Эспланада-авеню с ворохом одежды и всего того, что понадобилось Элизабет.
Ужин был выше всяких похвал: жирная пряная креольская кухня пришлась по вкусу Элизабет, хотя ее небо едва выдерживало пытку специями. Основным блюдом были цыплята-дюксель. Так назывались цыплячьи грудки под сметанным соусом в окружении поджаренного миндаля, нанизанного на специальные вилочки. Элизабет никогда не доводилось есть что-либо более вкусное, и она смаковала каждый кусочек! На десерт подали крем-брюлле из апельсинов, маленькие пирожные, в каждом из которых было по крупной клубничине. У Элизабет создалось впечатление, что такие обеды должны вкушать боги!
Умиротворенная и совершенно избавившаяся от каких-либо неприятных мыслей, благодаря тому, что Стелла и Хуан окружили ее теплом, сердечностью, а последний — и завидной мужской галантностью, Элизабет почти с нетерпением ожидала своего первого в жизни взрослого бала.
— Как это прелестно — первый в жизни бал! — воскликнула Стелла, когда Элизабет призналась, что никогда еще не была на взрослых балах. В это время они сидели в одном из салонов и медленно потягивали сухое шерри.
— Тогда, дорогая, будем надеяться, что этот вечер ты долго не забудешь. Я уверена, что там будет несколько молодых людей, которые окружат тебя восторженным вниманием. Ты выглядишь как ангел, — закончила она с приятной улыбкой.
Мэри Имс, горячо поддерживая намерения Родригесов и искренне считая, что для ее хозяйки настало время обзавестись кругом собственных друзей, превзошла сама себя, готовя Элизабет к этому балу.
На Элизабет было сверхмодное платье из набивного шелка интенсивно розового цвета, который при определенном освещении переходил в лиловый, и она действительно напоминала ангела. Но ангела очень земного, о чем свидетельствовали белые плечи и манящие очертания ее маленького красивого бюста, только полуприкрытого платьем с низким вырезом, обшитым красивым кружевом. Стройность ее талии подчеркивал искусный крой платья, а волнующие завихрения нижних юбок, когда она делала какое-нибудь движение, не могло не приковывать мужской глаз. Серебряно-русые волосы пробор разделял на два густых пучка, которые сплетались на затылке в водопад кудрей, не скрывавший тем не менее ее стройной шеи и изящных розовых ушек. Не совсем удовлетворенная своим творчеством, Мэри для усиления эффекта вплела в волосы украшение из золота и аметистов, и это сделало прическу просто неповторимой. А вот подкрашивать сверкающие фиолетовые глаза или правильные темно-золотые брови никакой необходимости не было. В этот вечер Элизабет не нуждалась в косметике. Щеки ее и так уже горели от возбуждения, а пухлые губы были коралловыми от природы. Она вся светилась внутренним светом, глаза сверкали, а кожа была чистой и белоснежной, как алебастр.