Но все изменилось во время ужасного наводнения 1785 года, когда разбушевавшаяся Миссисипи вышла из своих стиснутых дамбами аккуратно обустроенных берегов и разлилась, безжалостно сметая все на своем пути. Дом удивительным образом уцелел, но одна галерея была снесена, она увлекла за собой в бурные воды родителей Леони и ее бабушку. Спасти их было невозможно, и все трое утонули. После этого Клод Сант-Андре потерял интерес абсолютно ко всему, даже к своей двухгодовалой внучке. Он начал много пить и играть в карты, совершенно не думая о будущем…
Леони рассуждала отнюдь не как ребенок. Ей была чужда сдержанность, присущая девушкам ее круга. Она росла, как дикарка, лучше чувствуя себя среди болот и плавней, чем в элегантных гостиных, которые она должна была бы украшать своим присутствием. Клод уделял ей немного времени, довольствуясь тем, что она сыта и одета и хоть как-то, пусть не слишком широко, образована. Чего ей еще надо? В свое время он подыщет ей респектабельного мужа. А какой мужчина, если он, конечно, в здравом уме, захочет иметь жену, у которой голова забита всякой книжной премудростью?
Но Леони, несмотря на необразованность, обладала острым любознательным умом. Она жадно проглотила все, что могла ей дать убогая английская гувернантка, и потребовала еще. Это доставило удовольствие мадам Уайтфилд, которая была рада передать этому непосредственному, очаровательному, диковатому созданию все знания, которыми она обладала. Но увы, знания мадам Уайтфилд были скромными, и наступил день, когда она почувствовала, что не может дать Леони ничего нового. Разумеется, Клод и не подумал нанять еще кого-либо, чтобы продолжить образование Леони.
Мадам Уайтфилд покинула дом вскоре после увольнения управляющего, и Леони на долгое время почувствовала себя несчастной. Она потеряла не только наставницу, но и близкого друга, чего никак не мог понять ее дед.
Между Леони и ее дедом существовала странная связь. В свои шестьдесят семь лет Клод Сант-Андре оставался по-своему интересным мужчиной без всяких для себя усилий. В каждом его движении ощущалась надменность и, хотя его лицо несколько заострилось и покрылось морщинами из-за длительного потворствования собственным страстям, он все еще был привлекателен. Его голову покрывала густая шапка седых волос, а черные глаза цинично смотрели на мир из-под тонких, лукаво изогнутых бровей. Он прожил свою жизнь в полной уверенности, что малейшая его прихоть будет мгновенно исполнена. Он ожидал, что и его внучка будет послушна и покорна, поэтому его всегда удивляли непредсказуемые поступки Леони. Он был возмущен, когда Леони взяла под свой контроль бухгалтерские книги. Но Леони только бросила на него долгий задумчивый взгляд и нежно прошептала: