— Умница ты у меня, Машенька, вот подрастешь, выдам тебя замуж за хорошего человека, богатого и знатного. И будет вас обоих царь-батюшка любить.
— Не хочу замуж. Я с мамкой проживу, — надула губки девочка.
— Весь-то век с мамкой не проживешь, — усмехнулся Малюта.
Говоря с дочерью, он не думал не гадал, что его Машенька, выйдя за Бориса Годунова, станет русской царицей… Другие дочери пристроились совсем неплохо: Анна вышла замуж за двоюродного брата царя Ивана, князя Ивана Михайловича Глинского, а Евдокия — за князя Дмитрия Ивановича Шуйского, брата будущего царя Василия Шуйского. Малюта Скуратов отлично разбирался в сложных дворцовых делах и замужеством дочерей обеспечил себе беспроигрышное положение.
Хлопнула дверь, раздались голоса. Малюта вышел навстречу гостям.
Опричники, не торопясь, расселись за столом. Их было четверо: Алексей Данилович Басманов, первый боярин опричной думы, князь Афанасий Иванович Вяземский, царский оружничий, князь Никита Романович Одоевский, воевода, и боярин Иван Яковлевич Чеботов.
Все они считались сильными людьми в опричнине, ближайшими царскими советниками.
Вельможи решили собраться у Малюты Скуратова потому, что от его глаз и ушей все равно трудно уберечься. Его люди подслушивали и подглядывали везде.
Дважды выпили за здоровье царя Ивана, поговорили о его болезнях. Вспомнили боярина Федорова, помянув его недобрым словом. Алексей Басманов, худой жилистый старик с жиденькой белой бородкой, вытерев рот полотенцем, сказал:
— Перестань царя пугать, Григорий Лукьяныч.
— Царя пугать? — сделал удивленное лицо Малюта. — Да ты в своем уме?
— В своем. Новгородских скоморохов помнишь?
— Каких скоморохов?
— Если запамятовал, напомню. Ты приказывал скомороху Кирилке сказывать царю и великому государю про царицу Соломонию и сына ее Георгияnote 52.
Малюта Скуратов кинул быстрый взгляд на Басманова, посмотрел на других опричников, схватился за нож, торчавший из-за пояса.
— Лжешь, замолкни.
— Это ты лжешь, — усмехнулся Басманов. — Угроз твоих не боюсь. Пусть братья, — он кивнул на опричников, — скажут, кто прав.
— Ведомо тебе, Ггигогий Лукьяныч, нет ведь цагского бгата Геоггия, выдумки одни, — примирительно сказал Афанасий Вяземский. — А люди твои в Новом гогоде и иных гогодах пго то слух пущают. Дгугие твои тех людей имают, куют в железа и к тебе в застенок волокут, а пытошные сказки ты цагю носишь. Выходит, пугаешь цагя. А он и так свегх мегы боягскими изменами напуган.
— Я так понимаю, — поддержал всегда хмурый боярин Чеботов, — за царя Ивана надоть держаться. Без него нам жизни нет. Сам ведь сказывал.